Я посмотрел на хозяина. Он говорил серьезно.
– Послушайте, – сказал я, – а ведь хрен редьки не слаще.
– Что-с? – удивился Митрофан Семеныч.
– Я говорю: хрен редьки не слаще. То кухня, то шитье… А может быть, жене вашей газеты почитать охота? Может быть, ей и шить-то не хочется?
– Ну уж вы того, – обиделся хозяин. – Как же ей не шить, когда она баба.
Я встал, попрощался с хозяином и вышел. А когда уходил, то слышал, как хозяин сказал жене:
– Недоволен, черт. Обедать ему не дали, так и скулит, желчь свою на людей пущает… А хочешь обедать – иди в столовку, нечего по гостям трепаться… Ну шей, Мотя, шей, не поднимай зря голову.
Точная наука
Кочегар Василий Иванович Жуков, охая и кряхтя и почему-то приседая то на левую, то на правую ногу, вошел в приемный покой.
Народу было много.
Больные сидели на скамьях, на подоконнике и даже на ящике, на котором было написано «Осторожно».
Фельдшер поминутно открывал дверь и пальцем по воздуху считал больных, укоризненно покачивая своей кудлатой ученой головой.
Василий Иванович с осторожностью присел на ящик и спросил своего соседа:
– Прием-то начался?
– Начался, – сказал сосед. – А ты по какой болезни?
Кочегар подмигнул и сказал тихонько:
– Я-то? Да так… Болезни-то, прямо сказать, никакой нету у меня. Ко мне брат молочный приехадши. Мне дома надо побыть обязательно.
Сосед громко захохотал и сочувственно спросил:
– На какую болезнь намекать-то будешь?
– На живот, что ли, – сказал кочегар. – Все-таки это скрытый орган. Для глазу незаметный.
– Правильно, – одобрил сосед. – Наука, она разве точная? Не может врач знать, чего внутре делается. Хотя, знаешь ли, я давеча пришел на прием. В ухе, говорю, у меня свербит. А врач говорит: посвербит, посвербит и пройдет. Я говорю: меня лечить надо, а не такое зря говорить. А врач говорит: ну валяй, валяй, не задерживай. Ничего, говорит, у тебя в ухе не предвидится… Я, говорит, вас, лодырей, враз замечу.
– Не заметит, – с убеждением сказал Жуков. – Ему нельзя заметить. Наука все-таки неточная…
Больше двух часов сидел кочегар Жуков в приемной, и, когда очередь дошла до него, он сделал страдальческое лицо и вошел в кабинет.
– Ну что? – спросил врач. – Чем болен?
– Ох, – сказал Жуков. – Или, может быть, я объелся яблоками, не знаю. Живот что-то пучит. И боль внутре. А глазом не видно… Может, мне надо три дня в тепле полежать. А то утопки работаешь – все равно дует, и застудиться можно.
– Конечно, – сказал врач. – Обязательно в тепле нужно.
– Обязательно в тепле, – подтвердил больной. – Три, а то и пять дней. Пять дней напишите. Фамилия у меня Жуков Василий, кочегар.
– Это можно, – сказал врач. – Тепло – лучшее лекарство. Разденься…
– Не застудить бы, ежели раздеться? – предостерег больной.
– Ничего. Здесь не холодно, – легкомысленно сказал врач.
Кочегар, охая и кряхтя, стал раздеваться. Врач мыл руки. «Хороший врач, – думал кочегар, снимая штаны. – Другой бы подозревать стал – не лодырь ли, а этот внимательный. Только раздевает зря».
Врач положил больного на диван и стал давить пальцами живот.
– Больно?
– Обязательно больно, – сказал кочегар, тихо охая.
Врач вдруг усмехнулся, подошел к столу, всыпал какой-то белый порошок в стакан с водой и подал больному.
– Пей все.
Кочегар скосил глаза на стакан и недоверчиво спросил:
– Не повредит?
– Больному лекарство не повредит, – ответил врач.
– А если, скажем, не очень больной? – осторожно спросил кочегар.
Врач снова усмехнулся.
– Пустяки, – сказал он. – У здорового человека судороги вызовет… Легкое отравление… Особенно не повредит.
Больной поставил стакан на стол и сказал:
– Сейчас мне будто полегче стало. Не сильно болит. Не повредило бы.
