но Милисент нашла выход — она бежала. Бежала без устали, как горная козочка, не сбавляя шага и перепрыгивая через преграды. Появлялась вся красная, со сбитым дыханием, но быстро отходила, споласкивалась в холодной воде, а потом носила Ветерка на руках или помогала в доме.
Сказывалось Вирхольмское воспитание — ребенок в доме событие, ради которого откладываешь в стороны прошлые раздоры. Чармейн была несказанно рада визитам Милисент, она и не подозревала как сильно можно устать, если не спать больше пару часов кряду несколько недель.
Ветерой сильно пыхтел, сопел ночью и дышал неровно. Чармейн вскакивала при малейшем шуме, шла проверять колыбельку. И ничего не могла с собой поделать — слишком переживала за сына. А еще она боялась проспать, обнаружить пустую кроватку, без родной кровиночки. Дэмиену в этом страхе она признаваться не хотела. Старалась, чтобы он не знал о ее ночных бдениях. Так и ходила с тяжелой головой. Иногда, казалось, что она плохо разбирает где сон, где явь, совсем как в полете.
Поэтому при визитах Милисент Чармейн ложилась на кровать и проваливалась в небытие.
Чармейн закончила быстрое купание, обтерлась полотенцем, накинула свободное платье времен беременности. Ветерок устал, так и рухнул на одеяльце носиком вниз.
— Иди ко мне, мой хороший, — проворковала Чармейн.
Взяла его крепкое тельце, уложила на чистую пеленку. Вместе с родами пришла весна, выдался на удивление теплый день, поэтому она позволила сыну солнечную ванну. Крепко спеленала его в тугой комочек. Пришло время его трапезы, а потом спать.
Чармейн покормила Ветерка сидя на лоскутном одеяле на берегу озера. Сын сыто вздохнул и, прикрыв глаза, откинулся на локоть.
— Идем домой, маленький?
Она встала, одной рукой поддерживая сверток, а другой поднимая одеяло. Обернулась и увидела за собой Тейла. Он появился неслышимый, в первый раз после родов. Чармейн инстинктивно закрыла Ветерка зеленым одеялом.
— Ты не покажешь мне сына? — спросил эльф и в его голосе послышалась пополам боль и угроза.
Первым порывом Чармейн было отказать. Есть у малышей такая особенность — чем меньше уделять им внимания, тем легче быть к ним безразличным. Потом ей стало стыдно перед Тейлом и она убрала край одеяла, показывая пухлое лицо Ветерка с закрытыми глазками и вздернутой пуговкой носа.
Тейл смотрел не дыша, замерев всем телом, будто ничего другого в мире не существует. А потом повернулся спиной и растворился между стволов не попрощавшись. Оставил Чармейн глотать воздух в приступе паники. Боже! Какую ошибку она совершила. Постеснялась отказать в просьбе здесь и сейчас… Дура! Он же теперь не откажется от Ветерка, ни за что на свете. Ради него все было задумано!
Что ей делать? Как защитить?
Единственный выход это взять сына в охапку и сбежать за черту прочь от фейри и волшебного леса. Просить милости у Юстаса, раз он хорошо устроился. И никогда не видеть Дэмиена… Пожалуй она не готова заплатить такую цену.
Тише, все это продумывалось не раз. Как бы Тейл не хотел ребенка, он не может его забрать против воли. Он, наверное, будет ждать, когда Чармейн ослабит бдительность. И не дождется.
Чармейн вернулась в хижину и принялась собирать котомку. Пришло время нанести визит родителям. Крылья сына она спрячет, в тугом свертке с щечками наружу их не видно. Ей необходимо поменять обстановку, увидеть мать. Сколько бы их не разделяло недомолвок, как бы не была высока стена непонимания, но становясь матерью понимаешь, как нужна поддержка той, что дала тебе жизнь. Как много ей надо спросить, чтобы не бояться ежеминутно совершить ошибку и навредить Ветерку. Можно ли откусывать ему ногти или следует приобрести крохотные ножницы? Что значит его плач ближе к вечеру, когда ничего не помогает, только присутствие Дэмиена? Чармейн сходит с ума, когда мужа нет.
И да, ей нужно узнать новости о Юстасе, только, чтобы прояснить картину. Убегать она не будет, но полезно узнать, возможен ли такой выход, если угроза Ветерку станет невыносимой.
Чармейн полностью собралась и принялась дожидаться Дэмиена, нервно прохаживаясь по комнате с ребенком на руках.
Когда муж вернулся домой и узнал о намерении навестить родных, то не стал задерживать. Захватил перекусить ломоть хлеба, забрал из рук Ветерка и только попросил:
— Возвращайся поскорей, хорошо? Дома так пусто без вас.
И Чармейн сразу забыла обо всех невзгодах, потянулась к нему за поцелуем. Коснулась его губ, провела щекой по щетине, окунулась в привычный запах хвои и мускуса. Дэмиен обнял ее одной рукой, а второй баюкал Ветерка. Чармейн положила голову на грудь мужа, слушала стук его сердца и пыхтение малыша.
— Я сама долго без тебя не выдержу. Хоть выспишься как следует.
— Знаешь, бельчонок теперь уж не так сладко спать, когда тебя нет рядом. Приручила.
— И ты меня.
В Вирхольм она пришла с легкой душой. Дэмиен проводил Чармейн до дома родителей, так и не выпуская Ветерка. Отдавал его жене только для кормления. Она не могла сдержать улыбки, глядя на их связь — Ветерок тоже был без ума от Дэмиена. Лежал у него на руках как сказочный властитель из южных стран, развалившись в расслабленной неге, с мечтательным выражением на лице. А потом и вовсе заснул.
Жителей города Дэмиен вежливо осаживал, никому не дал подойти «посмотреть одним глазком» на спящего Ветерка.
— Ребенка будить нельзя, — говорил он встречным твердым голосом и те спешно уходили с пути.
Подле родительского дома Дэмиен поцеловал ее крепко в губы, нехотя передал Ветерка, напоследок потершись щекой о пушистую головку и заторопился домой.
Отец и мать уже стояли у порога со счастливым и ошалевшим выражением в глазах. Отец сказал короткую и прочувственную речь о счастье его семьи, пообещал праздник для всего города. Тем временем мать тронула Чармейн за рукав, поманила домой.
— Ты не должна стоять с ребенком на руках, пока отец разливается перед горожанами. Ну как, дашь посмотреть?
Чармейн усадила мать на диван, осторожно передала сверток. Ветерок проснулся и недовольно ерзал, пока не подавая голос. По хорошему, его давно пора покормить.
Мать восторженно рассматривала его нахмуренное личико. Чармейн невольно отметила, что она держит его странно — плечи напряжены, локоть под неудобным углом. Неужели так быстро забывается наука ухаживать за младенцами?
— Несла его всю дорогу, Чармейн? Как же о шапочке не озаботилась?
Чармейн вздрогнула и поспешила оправдаться:
— Посмотри как хорошо он укрыт одеялом и носик тепленький, я проверяла!
Ветерок просительно заворчал, тоненько захныкал, прося еды. В лифе стало тесно и подложенный за ворот платок весь промок от прилива молока. Чармейн больше не могла ждать, забрала сына у матери и по привычке побежала наверх в свою комнату, чтобы там в уединении всласть покормить Ветерка.
Как удивительно смотреть на стены комнаты, в которой выросла из крохи, и держать на руках собственного
