людей, Уэйд!», «давай вместе посмотрим Звездные Войны, Уэйд?» внезапно перерастает из просто дружеского интереса в какое-то подобие сталкерства, и, знаете, Уилсон не удивился бы, обнаружь он себя однажды без рук (чтоб не добрался и не убил) и ног (чтоб не убежал) с Паркером под боком, с третей частью Гарри Поттера в телевизоре. Уэйду все чаще начинает казаться, что к совершеннолетию Паркера запас терпения лопнет, и тогда он просто приложит Паучка головой об стену. Насмерть. Но пока нельзя. Питер же ребенок, понимаете?
Питер ребенок. А еще Питер непозволительно быстро привязывается к людям, но куда более непозволительно то, как сильно он к ним привязывается, перетягивая на себя одеяло внимания и ожидая, что ему уделят время.
Уэйд лениво думает, как Паркер умудрился прожить два месяца под стойким игнором Старка и его водителя, и позволяет включить Звездные Войны под раздраженную ругань голосов в голове.
***
Иногда случается Хрень. Вот так, с большой буквы. Уэйда часто переклинивает, на самом деле: то галлюцинации, то голоса, то кровавое месиво с кишками, раскиданными по всему кварталу. Ну, бывает — Питер ходячий антидепрессант, конечно, но шизофреники с антидепрессантами отношений не заводят. Шизофреники спорят с Желтым и Белым в голове и пиздят людей барными стульями.
Или стреляют себе в голову. Так, по выходным, когда становится настолько хуево, что сил терпеть уже нет.
Из-за этого, кстати, у Уэйда хреново с памятью: первые пару часов после выстрела в голову он только шатается из угла в угол, пытаясь прийти в себя, и вспоминает, вспоминает, вспоминает. Эта пара часов — облегчение, когда голоса затыкаются, а мозг не стремится еще подкидывать каких-нибудь отбитых картинок из прошлого.
Эта пара часов после выстрела в голову — облегчение.
Но не для Питера, который из раза в раз удостаивается чести лицезреть уэйдовские мозги, размазанные по стенке.
Хотя потом Питер, конечно, привыкает. (Как к этому, блядь, вообще можно привыкнуть?) Ругается, снова ебет мозги (новенькие, отрегенерированные), ставит пакет с едой из Тако Белл за углом на стол и советует сходить к психотерапевту.
Уэйд сам себе психотерапевт — бесплатный, помноженный надвое, по количеству голосов в голове. Уэйду нормально. Просто Хрень случается. Она у всех случается. У Питера вон тоже. Да такая, что просто звоните 911 и бегите без оглядки.
Просто у Питера переходный возраст. К своим семнадцати он успевает пережить смерть предков, дяди, девушки («Ее звали Гвен, у нее была милая челка») и пару десятков суицидов Уилсона. Уэйд не знает, как Питер еще сам не попытался кого-нибудь прикончить. Например, себя. Или его — все равно не жалко, воскреснет и пойдет себе дальше, подумаешь.
Иногда все просто хреново. У них обоих.
— Такая уж жизнь, ебать ее в колено, — ржет Уэйд пятью часами позже, и Питер согласно мычит что-то, упираясь затылком в чужое плечо. Из телевизора кричит Хан Соло («Новый эпизод сосет», комментирует Уэйд), Питер клюет носом, и все понемногу устаканивается.
Относительно, конечно же. Как и всегда.
***
К совершеннолетию Паркера терпение почему-то так и не лопается. Питер продолжает ебать мозги, Питера много, Питер повсюду, Питер не желает исчезать из головы и из квартиры, но Уэйд привыкает к этому, и теперь его больше не хочется приложить о стену, максимум — дать затрещину, чтобы перестал творить херню и нарываться на неприятности. Но за этим не к Уэйду, за этим — к Старку, тот и похвалит, и поругает, и костюм отберет. Уилсон в папочки не нанимался, понимаете?
Почему-то это оправдание никогда не работает.
— Как думаешь, — Уэйд склоняется вниз, рассматривая далекий асфальт, — сколько времени мне понадобится на регенерацию, если я ебнусь с девятого этажа?
— Мне-то откуда знать? — Питер роется в рюкзаке, пытаясь отыскать телефон. Пакет с едой из Тако Белл приятно греет обтянутое спандексом колено. На дворе — робкая Нью-Йоркская весна, и хвостов на учебе больше, чем голубей на улицах.
— Предлагаю проверить на практике, — Уилсон встает обеими ногами на парапет и подмигивает, забывая, что на нем маска. Питер, на самом деле, до сих пор не может заставить Уэйда снять ее. Знает о шрамах, но и только: на каждый вопрос Уилсон взбрыкивает и закрывается в себе. — Засекай время, Паучок. Надеюсь, к моему возвращению жрачка не успеет остыть.
— Блядь, Уэйд! — орет Питер секундой позже; не делает попыток зацепить Дэдпула паутиной, только свешивается вниз с крыши и смотрит на часы в телефоне, ожидая, когда затянутое в красный костюм тело шмякнется об землю.
Какой-то парень в ужасе вопит внизу, отскакивая от навернувшегося Дэдпула, и Питер, мысленно называя Уэйда последним уебком, начинает отсчитывать минуты.
Еда все же успевает остыть.
***
Питер целует его в девятнадцать. Врывается в квартиру, крича что-то о поступлении, швыряет рюкзак под стул, спотыкается о свои же ботинки, о
