Дрогнула вершина куста метрах в тридцати, почти тут же шатнулась следующая, чуть ли не в два раза ближе. Даже в чащобе мертвяк умудрился проявить чудеса скорости, что и продемонстрировал в следующий миг, вылетев из зарослей в затяжном прыжке. Он каким-то образом успел рассмотреть Читера и рванул именно к нему. Туша в полете вытянулась почти горизонтально, длинные узловатые лапы вытянулись вперед, изготовившись порвать добычу кривыми когтями.
Читер успел выстрелить дважды, после чего поспешно рванул вправо, уходя в кувырок. Повезло, что тварь именно прыгнула, а не просто подбежала, изменить направление полета лишенное крыльев создание не может, вот и проскочила мимо. Но даже в такой ситуации успела сделать гадость, слегка достала молниеносным взмахом лапы.
И хорошо, сволочь, достала. Читер даже не понял, что произошло, ощутил, конечно, рывок, но вот осознание случившегося запоздало. Вышел из кувырка в стойку на колено, вскинул было руки, да только они оказались пустыми, пистолета не было ни в правой, ни в левой.
А правая, к тому же, выглядела хреновее некуда: рукав куртки разодран от локтя до запястья, из прорехи хлещет кровь и свешиваются ломти распластанного мяса.
Мертвяку тоже прилетело неслабо. Куда ушла первая пуля, Читер на понял, а вот вторая отправилась туда, куда надо – точно в правый глаз. Но этот урод и не подумал падать замертво. Тряс башкой, урчал хрипло, разворачивался без былой прыти, но все еще не отказался от агрессивных намерений.
Уцелевший глаз уставился на человека.
Нехорошо уставился.
Уставился так, что Читер понял, что это все, конец затянувшегося фильма, под названием шестая жизнь. Пока он левой рукой неуклюже вытащит револьвер, тварь не только успеет до него добраться.
Она успеет многое.
Хотя, зачем ей много? Один удар по шее, если сломает позвоночник, то порвет столько артерий, что ни один доктор не поможет. Хвататься за удобно торчащие из перевязи рукояти отверток и ножей бессмысленно, у мертвяка такого уровня глазницу так просто не прошибешь, мозг уже неплохо защищен.
Но Читер все же попытался. А что ему еще делать оставалось? Вытянул нож, перехватил за лезвие, начал было размахиваться. Тварь, не сводя уцелевшего глаза с добычи, подобралась для прыжка.
А за ее спиной бесшумно выросла фигура с замотанной в бинты головой. Неловко пошарила в воздухе, ухватилась за рукоять копья, после чего очень даже ловко крутанула его в воздухе, врезав лезвием по затылку.
Мертвяк, закатывая левый глаз, завалился на бок, суча ногами.
А Март, вновь втыкая копье в песок, без особого интереса уточнил:
– Чит, ты там живой?
– Не знаю...
– Идти сможешь?
– Он мне руку порвал.
– А ты что, разве на руках, обычно, ходишь? Давай по-быстрому заматывай свою царапину, и сваливаем. И да, можешь меня не благодарить, я не тебе сейчас спасал, а себя.
– А я и не думал.
– Вот и хорошо, что ты не думал. Давай Чит, пошевеливайся, пока еще кто-нибудь не приперся. Граница – лакомое место.
Глава 17
Жизнь шестая. Спек, знахари и наезды
Может для таких, как Март, распоротое предплечье и правда не более чем царапина, но Читер — другое дело. Пока с трудом и неуклюже бинтовал руку, крови лужа натекла, от одного только ее вида мутило и нервная слабость накатывала. А когда поднялся, с трудом удержался на слабеющих ногах.
Дальнейшее помнилось смутно. Адская боль, то и дело накатывающие приступы головокружения, отчаянные усилия, которые приходилось прилагать лишь для того, чтобы передвигаться медленными шагами, кое-как выбирая дорогу. Лес так и продолжался, а в нем чудное зрение Марта почему-то работало некорректно.
Затем показалась дорога, выложенная бетонными плитами, глаза настойчиво мозолили таблички по ее обочинам. Некоторые из них предупреждали о минах, остальные намекали на близость стаба "Три сосны" и просили путников, направляющихся к нему, вести себя культурно, не размахивая оружием направо и налево, особенно если речь идет о встрече с патрулем.
