"Задать несколько вопросов" на языке Рикона обычно означало "переломать все кости, вытряхивая правду", поэтому Дойл напрягся. Но Рикон его сразу же успокоил:
-- Мне передали указания милорда. Райта не подвергали... интенсивным методам поиска истины.
-- Проводи, -- сказал Дойл и, вопреки этому, первым пошел к красной камере. Она пока была пуста. По знаку Дойла, ее отперли, внутрь занесли тяжелый деревянный стол, бочку воды и жаровню. Она предназначалась для того, чтобы раскалять в ней клещи и прочие инструменты для того, что отец Рикон деликатно называл "поиском истины", но Дойл сразу же велел поставить ее поближе к столу и сел так, чтобы почти прикоснуться к ее горячему боку больной ногой.
Райта приволокли -- его еще не допрашивали, но уже как следует избили. У него заплыл глаз, на щеках воспалялись кровавые следы ударов чем-то тяжелым. Возможно, железной перчаткой.
-- Оставьте, -- велел Дойл, когда Райта начали приковывать к стене.
Он часто так делал -- оставлял подозреваемому видимость свободы, хотя бы такую жалкую, как отсутствие кандалов. Это мешало особо упрямым идти на принцип и упираться до последнего -- хотя бы потому что они в глубине души понимали: каким бы адом ни был допрос, все может стать еще хуже.
Райт поднял голову и посмотрел, но без того вызова во взгляде, который так разозлил Дойла. Сейчас это был взгляд напуганного и уставшего человека -- никакой звериной ярости и злобы.
-- Итак, -- произнес Дойл, разглядывая Райта, который пытался встать на трясущихся ногах, -- Тони Райт, замковая стража. Успешно показал себя в последней военной кампании, после этого два года служил королю Эйриху в Шеане. А вчера совершенно нелепым способом попытался застрелить меня из арбалета. Зачем, Райт?
Райт прищурился и выдохнул:
-- Вам все равно не понять. Отрубите мне голову -- и дело с концом. Вы - отродье темных сил. Надо было вас попробовать пристрелить.
Дойл облизнул губы рассмеялся:
-- Прости, Райт, -- сказал Дойл, напрягаясь и вставая с места, -- но это звучит совсем неубедительно. Ну же, ты устал, тебе больно. Достоверности ни на грош. Зачем ты в меня стрелял?
Несколько мгновений Райт стоял, выпрямившись и почти на голову возвышаясь над Дойлом, а потом повалился на колени и закрыл руками лицо. Его плечи затряслись, и он сумел выдавить:
-- Милорд, они заставили меня.
Дойл прислонился к столу, сложил руки на груди и принялся ждать. Лжет он или говорит правду -- будет видно. Но это звучало интересно и, пожалуй, опасно. Не было ничего хуже покушений, за которыми стояли какие-нибудь "они".
Райту понадобилась минута, чтобы отнять от лица руки и заговорить -- быстро, срывающимся голосом:
-- Они угрожали мне, угрожали моей жене. Я хотел... помешать, но они не оставили мне выбора. Я должен был убить вас -- ради жены и сына.
Из его рассказа складывалась не слишком привлекательная картина. Некие "они" отлично знали, где именно живет семья Райта, знали, какими путями ходит его жена, более того, однажды без ключа окрыли дверь его дома. Они подловили его вечером, когда он возвращался из караула.
-- У меня не было выбора, -- повторил Райт.
-- Угрожали жене... -- протянул Дойл. До сих пор он думал, что этот выстрел -- работа одиночки. Но если нет -- значит, ведьмы повторяются. Того парня, Ивена, они шантажировали излечением сестры. Райта -- жизнью жены. Весьма похожие схемы.
-- Милорд, -- подал голос Рик, -- вы считаете оправданным поверить его словам?
Дойл вздохнул, взглянул на сильные здоровые руки бывшего военного и сказал:
-- Запишите его показания после первого круга. Потом принесете мне.
Райт тихо вскрикнул -- не от боли, а от страха перед ней.
-- Вы желаете присутствовать?
-- Нет, -- не глядя ни на Рикона, ни на Райта, Дойл вышел из камеры и поковылял наверх. Он за свою жизнь видел такое количество пыток, что давно привык к их виду, но именно взгляд Райта и его тихое сбивчивое признание -- почти наверняка правдивое -- заставило его вспомнить, как однажды он сам стоял на том месте, напротив палача.
Это был первый год войны с Остеррадом. Войска Стении во главе с блистательным Эйрихом сумели переломить наступление и, дав масштабную битву у реки Аны в двух днях пути от Шеана, погнали армии Остеррада обратно к границам.
Дойл командовал первым флангом, и в какой-то момент вместе с передовым отрядом вырвался слишком далеко вперед. Остеррад расступился перед ним, как воды, и сомкнулся над головой. Из его отряда -- сорока отличный воинов -- не выжил никто. Дойл был уверен, что тоже погибнет, но был готов продать свою жизнь очень дорого. Когда под ним убили коня и он, повалившись, еле сумел обрести равновесие, стало ясно, что бой окончен. Пеший, он не мог сражаться с таким числом противников -- в любой момент проклятая нога могла подвести. Но бросать оружие он не собирался. Меч у него выбили.
А потом оглушили, увернувшись от его кинжала и подойдя со стороны увечной руки.
