подружки… Скучные, повседневные дела. Добираюсь до последней записи, сделанной в день ее смерти: «Отвести Айлин к врачу в 15–00. Встретиться с m в 17–30».
Кто такой этот m? Почему он обозначен латинской буквой? Или это кириллическая т? Имя, фамилия, кличка? Он иностранец? И если так, то почему буква строчная?
Заглядываю в нижний ящик. Нахожу там конверт. Он выглядит довольно пухлым. Заглядываю внутрь. Там деньги. Пересчитываю и забираю их себе. Мало ли на какие мелкие расходы надо будет потратиться здесь.
Замечаю на дне ящика потрепанный альбом для рисования. Вытаскиваю его и открываю. Рисунок, который я вижу, совершенен. Сюжет прост – рыцарь сражается с драконом, а за этой битвой, прижав руки к щекам, наблюдает испуганная принцесса. Настолько живо, что, кажется, герои вот-вот спросят меня – какого черта ты пялишься? В углу листа стоит скромная подпись – Айлин Савро, седьмой класс. Курт бы голосил от восторга, увидев такое.
Дальнейший осмотр ничего интересного не приносит, и я направляюсь в комнату к Айлин. Там я вижу милейшую картину. Арсен сидит на полу и разбирает коробку с музыкальными дисками. Он умиротворен и сосредоточен. Девушка скалывает в старенький чемодан свои вещи. Их очень мало. Для своего возраста она настоящий аскет. Бросаю взгляд на шкаф – он полупустой.
– У тебя шикарные рисунки, – без намека на лесть говорю я, протягивая альбом.
– Где ты это взял? – глаза Айлин расширяются от ужаса. Она резким движением вырывает его из моих рук и пытается разорвать. – Я же просила ее их сжечь! Просила ведь! За что она так со мной?!
– Зачем их сжигать? – не понимаю я, с удивлением глядя на ее истерику.
Арсен вскакивает на ноги отбирает у нее злосчастный альбом. Подходит к окну и начинает рассматривать рисунки.
– Потому что они никчемные! Уродливые! – задыхаясь, кричит Айлин. На ее щеках выступает яркий румянец. – Слышал бы ты, как над моими работами смеялись, какими эпитетами награждали… Только один человек сказал: «Как мило рисует эта девочка» и то это был наш учитель истории. А профессор Рогожкин ко всем добр! В тот день я поклялась себе, что больше никогда не буду рисовать.
Уж не тот ли это специалист по языкам, о котором говорил мне Бронштейн?
– Ну и дура, – беззлобно произносит Арсен. – Мало ли на свете идиотов. Лично мне все понравилось.
Из горла Айлин вырывается свист. Она спешно достает из рюкзака ингалятор и, сделав два пышка, жадно втягивает воздух в себя. Арсен открывает окно, чтобы ей было легче дышать. Обнимает за плечи, усаживает на кровать.
– Сейчас все пройдет, – виновато говорит она, сжимая пальцы. Задерживаю взгляд на ее запястьях. На них несколько тонких шрамов как от бритвы. Неужели она пыталась покончить с собой? Но почему? Каких еще сюрпризов мне ждать? – Вы мне пока о себе расскажите. Кто вы такие? Мне же теперь с вами жить, а я о вас ничего не знаю.
– В процессе узнаешь, – говорит ей Арсен.
Опускается перед ней на корточки и берет ее руки в свои, осторожно растирая ей пальцы. Как хорошо, что здесь нет его подружки-ведьмы. Ей бы такое точно не понравилось. Мне, впрочем, тоже уже не нравится. Если на его связь с Диной я могу смотреть сквозь пальцы, то подобных отношений с Айлин я не могу допустить. Не для того мне ее доверила Елена. Хотя с ее стороны такое решение выглядит очень странно.
– Вы геи, да? – прокашлявшись, спрашивает Айлин. Поднимает голову и смотрит на меня. Арсен тихо смеется.
– С чего ты взяла? – интересуется он.
У меня начинает болеть голова. Виски сдавливает, в глазах темнеет. Не хватало еще, чтобы сейчас пропало зрение. Пожалуй, это для меня самое страшное. Даже перспектива умереть меня не так пугает, как слепота.
– Потому что бабушка скорее бы умерла, чем доверила меня мужчине, – дает объяснение своим подозрениям Айлин. Чем дальше – тем интересней. И непонятней. – У нее на эту тему были какие-то особо воспитанные тараканы. Она даже решетки поставила на окно в моей комнате.
Это звучит так дико, что я поддаюсь искушению проверить. Подхожу, отодвигаю плотную ткань шторы. Так и есть. Окно закрывает решетка покруче тюремной. От кого Елена так оберегала свою внучку? Что ей угрожает? Вряд ли мне кто-то даст ответ на этот вопрос.
– Нет, мы не геи, – с улыбкой говорит Арсен. Его забавляет эта ситуация. А вот мне не до смеха. Проблем с этой девицей, скорее всего, не оберешься. – Но тебе не о чем беспокоиться, с нами ты будешь в безопасности.
Еще бы меня кто-то в этом убедил. А то мне как-то совсем тоскливо ото всех этих предположений.
– Раз тебе уже лучше, – говорю я, глядя на Айлин. – Собирай свои тряпки, и пойдем.
Дом, где живет Рита, находится на Мраморной улице, дом сто шестьдесят восемь. Двухэтажный, с красивым крыльцом и мезонином. Вдоль забора посажены кусты сирени. В мае здесь, наверное, очень красиво. А еще меня радует, что он стоит на отшибе, и поблизости нет любопытных соседей. Где-то через километр от него начинается лес.
По словам ведьмы, его вполне можно назвать дремучим. И немало людей там сгинуло. Может, даже какая-то нечисть живет.
Долго жму на кнопку звонка, прежде чем нам открывает запыхавшаяся и румяная Рита. Арсен тихо хихикает, но воздерживается от
