– А ведь и правда! – замерла Ксин, поворачиваясь к принцессе. Капельки воды с лица девушки стекали на лиф платья. Она вытерла ладошкой лицо. – Ведь не сходиться…
– Что не сходиться? – сердце принцессы тревожно забилось. Она предчувствовала какую-то большую беду, причём не смогла бы сама толком объяснить, в чём же дело.
– Сбежавший Нимгир совсем седой был. И худющий! А этот-то молодой. Высокий такой, и волосы у него светлые, хоть и лохматые. И руки. Вот такие мышцы, – показала девушка ладошкой над своим бицепсом.
– Это он, – прошептала Веста, – он пришёл.
– Ты о чём? – непонимающе посмотрела Ксин на венценосную подругу.
– Где он? – Веста судорожно затягивала лиф платья.
– Ты куда собралась? Фф–ф, ф–фф, – сдула Ксин мокрую чёлку с глаз.
– Ты что не поняла?! Это же Алекс, он пришёл за мной. За нами… – Веста, наконец, зашнуровав платье, стала собирать волосы в подобие причёски. – Где он?
– На шестом уровне, в пятнадцатом или семнадцатом забое, – растерянно проговорила Ксин.
– Не жди меня, я сегодня ночевать не приду! – Веста счастливо улыбнулась и выскочила каморки.
– Понятно… – так же растерянно отозвалась Ксин. – А ещё ему голову пробили, и в кандалы заковали…
Но принцесса этого уже не слышала. Она со всех ног бежала на встречу к своему любимому.
Всё произошло неожиданно. Я лишь коснулся поверхности зеркала на камне, как меня рывком втянуло вовнутрь. Хотя надо признать: не то чтобы «коснулся» – погрузил руку где-то по локоть. А там пустота. И вроде бы ничего не произошло. Просто рывок и всё. Такая же пещера, вот только зеркало медленно бледнеет за спиной.
– Э-э-э! Куда? – попытался я вернуться – и упёрся рукой в каменную стену. А зеркало уже и не зеркало вовсе – свечение, которое спустя несколько секунд пропало.
– Да ема-ё! – в сердцах я ударил кулаком о камень. – Ну какого полез? Придурок! Придурок! Придурок! – молотил я кулаком скалу. То, что это другая пещера, было ясно сразу: я вдруг оказался в длинном коридоре.
– ЗАК! Ответь! – я попытался воспользоваться новым видом связи с ИскИном. Не получилось… Буду надеяться, что на поверхности всё восстановится – и, значит, пойду я искать эту самую поверхность. Должен же тут быть выход!
Я пошёл в ту сторону, куда был подъём пола. Определил очень просто: справил нужду по маленькому и увидел, куда потекло. Вот уж где ночное зрение незаменимо: всё в серых цветах, но зато довольно детально.
Это и было последним, что я запомнил… Либо я не заметил выступ скалы и врезался в неё головой. Ага, затылком!.. Либо кто-то мне сильно помог, отправив в несознанку. Как-то мне в последнее время по голове слишком часто достаётся, так недолго и в овощ превратиться.
Следующее воспоминание – разговор двух особей мужского пола: голоса грубые, язык странный. Понимаю, но как-то через слово.
– Плесни на него водой, – голос басовитый. Что-то упало мне на лицо. Ватно-бархатистое такое. Потом опять голос:
– В несознанке он…
– И угораздило же тебя, – второй голос, – Гафлер теперь год будет тебе вспоминать порчу имущества.
– Та не-е, – первый голос, – он же дышит. Я ж его пустотейкой легонько так…
– Знаю твоё легонько. Башку вот ему пробил. Ладно, пусть юродивая с ним возится, можа выходит, – второй голос.
Они говорили еще чего-то, но я уже не понимал, проваливаясь в мягкое беспамятство. Следующее воспоминание было более приятным: ласковый голос утешал, как голос матери. Несколько раз я ощущал своё тело: его ворочали, что-то приговаривая, и от этих слов веяло домашним теплом и уютом.
Головная боль вывела меня из забытья. Что-то новенькое! Я уже свыкся с ней, как с хвостом и крыльями, но, оказалось, что головная боль может и разбудить… После этого я уже точно не спал, но в мыслях моих кружились образы Эмарисс: вот она улыбается, вот характерно наклоняет голову, чем-то возмущаясь, а вот хмурит свои брови – и на щеках её играет румянец…
Видения, как заевшая кинопленка, повторялись вновь и вновь, наполняя сердце тоской. А потом пришло осознание, что этого я больше никогда не увижу – и чем быстрее забуду, тем лучше будет для всех.
И тогда пустота вернулась в мою душу. Пустота и апатия ко всему.
Открыл глаза. Всё та же пещера. Высокий свод, следы кирок на стенах… Значит, рукотворная. Где-то сбоку мерцает свет, едва разгоняя темноту тусклым свечением. Попытался пошевелиться. Опа! Что это сдавливает щиколотку? Пошевелил ногой – и характерный звон цепи уточнил, что же это.
– Приехали, – прошептал я, – вот только в кандалы меня ещё не заковывали. Едрена корень!
