Время от времени противоборствующие группировки телезрителей пытались заглушить звук друг друга, выкручивая громкость на максимум. Но так как это заканчивалось приходом надзирателей и раздачей ударов дубинками, то подобные конфронтации были редкостью. Хаген не мог не отметить, что работа надзирателя напоминала работу вышибалы. Неважно, кто начал первым, важно восстановить порядок. Ну, с той разницей, что любой клиент Блинки Палермо был бы рад, если бы его вышвырнули из этого заведения.
Впрочем, Майк редко смотрел телевизор. Он записался в библиотеку и всё время, свободное от работы и тренировок, посвящал чтению. Сначала он проштудировал список военной академии. Большинства книг в тюремной библиотеке не было, но библиотекарь – бывший журналист, севший за шантаж какого-то политика компроматом, – оценил интересы Хагена и достал эти книги.
Ему открылся удивительный мир военного знания. С одной стороны, всё это вело к одному: смерти и страданию, с другой – нельзя было не восхититься, как точно проработана наука победы одних армий над другими.
Многие тактические приёмы можно было применить и на деревянном ринге: как и на войне, там не было правил. Вообще, Хаген научился драться грязно. Бить в пах, в горло, хватать за части лица, то есть делать всё то, за что его навсегда дисквалифицировали бы в спорте. Соответствующие приёмы даже появились в списке разблокированных. Единственное, чем он себя оправдал, так это тем, что не применял их так часто, как остальные бойцы, да и не вкладывал в эти приёмы очки навыков. Ещё Хаген гордился тем, что он всех приучил начинать бой с приветствия. Теперь любой, выходящий против него, уважительно протягивал кулаки. Хоть что-то он привнёс из мира честных боёв в это бессистемное рубилово.
Соревнования за вершину турнирной таблицы, где призом была свобода, начались.
Два-три дня в неделю проходили битвы между заключёнными. Вроде бы, не так уж и часто, но за одну сессию Хагену, как и остальным, приходилось драться по несколько раз. Если раньше Майк и без подсказки системы знал, сколько провёл боёв, ибо помнил каждую драку, то теперь их стало слишком много.
Из-за возросшего количества боёв выросло и количество получаемых очков опыта. К тому же Система, словно подхватив безумный ритм деревянного ринга, подкидывала к каждой драке очередной квест, что давало ещё больше очков. Если раньше это богатство Хаген трепетно подсчитывал, то теперь почти бездумно рассовывал по основным характеристикам: ведь на всё хватит, ещё и останется! Куда именно вкладывать очки зависело не от какой-то стратегии, а от банальной возможности подкрепить свою прокачку необходимым количеством калорий.
Хаген получал свою еженедельную зарплату за работу в цеху и тут же тратил деньги на еду. А когда получил доступ к тюремному магазину и обнаружил, что там есть даже спортивное питание, то тратил всё на него. Но даже этого не всегда хватало, чтобы обеспечить равномерное потребление. Даже если не мучил голод, начинали мешать стеснённые условия камеры. Роман давно и с подозрением следил за тем, как Хаген отходил ко сну, распределяя перед этим очки:
– Камрад… Иногда мне кажется, что, когда ты вот так ложишься спать, то наутро просыпаешься будто бы больше. Или выше? Черт, да и то, и другое! И с лицом что-то не то… Как-то неуловимо оно меняется! Бьюсь об заклад, что если сравнить тебя с твоими же фотографиями до тюрьмы…
Хагену оставалось только пожимать плечами:
– Тюрьма меняет людей.
Да… Ему пришлось много драться. Схватки стали однообразными. Конечно, не все, но большинство. Драка с кем-то перестала быть событием. Что было к лучшему, это позволяло тщательнее работать над стилем, прокачивать те приёмы, что были заброшены. А если выходил соперник слабее, то изучать новые приёмчики, используя живой тренажёр.
Особенно сильным противникам Хаген учился проигрывать с минимальным для себя уроном. Хотя проигрывать на деревянном ринге вообще-то не рекомендовалось, можно было попросту не вернуться на него. Поэтому только победа, любой ценой, любыми усилиями!
Блинки «Молочный глаз» Палермо испытывал особое наслаждение, наблюдая, когда человек находил в себе резервы для того, чтобы вырвать победу у противника. Само собой, с помощью интерфейса именно Хаген стал тем бойцом, кто удивлял зрителей, уничтожая противника в тот момент, когда, казалось бы, всё потеряно.
Противники подбирались «от фонаря», ведь никто на деревянном ринге не проводил взвешивания и не делил участников на категории. Тем более никто не смотрел на опыт бойцов. Иногда против Хагена выходили настолько нелепые и слабые противники, что он чуть ли не издевался над ними, затягивая бой и прокачивая умения.
Но иногда появлялись тренированные спортсмены выше уровнем на несколько пунктов. Бывало даже и до десяти. Тогда, само собой, бои превращались в жестокое испытание, где целью становилась не столько победа, сколько выживание.
Чаще же всего бойцы были равны Хагену: кто-то чуть сильнее, кто-то чуть слабее.
Вообще, принцип отбора оставался непонятным. Генерал, который был ответственен за ведение Списка, не распространялся о системе турнира. Хаген подозревал, что не было никакой системы. Генерал писал что-то наугад. Люди дрались так, как этого желал Блинки «Молочный глаз» Палермо.
Тем не менее происходил некий отсев. Образовалось несколько групп наиболее сильных и эффективных бойцов, в одну из которых вошёл и Хаген. Причём в качестве явного лидера. Это была первая в его жизни группа, где он оказался на переднем плане, а не за спинами более успешных людей.
Борьба за свободу начала происходить между этими группами. Против Хагена больше не выставлялись слабаки третьего уровня, которые чуть ли не
