уже было плохо видно сквозь крышу прямоугольного барака, гордо именуемого "Усть-Кундрюченская участковая больница".
А вокруг стояла ночь. Лежала ночь, висела ночь. Звезды сверкали яркие, неимоверные. Они усеивали небо часто-часто, попадая даже на землю - Андрей видел звезды и внизу - это был их блеск, отраженный в ленте ночной реки - широкой, просторной.
И от звездного блеска река становилась похожа на автостраду в час пик, когда множество автомобилей протыкает ночную темноту светом фар - но это было красивее автострады. Гораздо! И много величественнее.
Андрею хотелось любоваться еще и еще, но кто-то грубо рванул его вниз. Заставил кувырком лететь, катиться под откос - прямо в боль, в медицинский барак, в ненавистную жизнь...
5.
- Андрюшенька, к тебе пришли! - сказала сестра Людка, заглядывая в комнату и сладко улыбаясь.
Она теперь всегда сладко улыбалась, заходя к нему. Так же сладко улыбались и мама, и папа. Они все делали вид, будто ничего страшного не произошло. Да и вслух это говорили (когда он мог их слышать): мол, не произошло ничего страшного. Достаточно того, что Андрюшенька жив. Уже это - счастье.
А плакала мама в ванной. Включала воду и думала, что он не слышит.
Где плакала сестра, он не знал.
Плакал ли отец? Он всегда учил сына быть мужественным и не сгибаться перед трудностями, но теперь сына не было - был живой обрубок: без рук, без ног. Тело и голова. Доктор не обманул - мастерски сделал операцию, удалил пациенту все гангренозные конечности - то есть абсолютно все. Не допустил распространения инфекции по телу. В послеоперационном периоде у пациента даже особых воспалительных процессов не было, швы зарастали хорошо, в плановом порядке. Андрей поправлялся на удивление быстро.
Но был ли этот обрубок Андреем? И вообще человеком? Или только головой, в которую вкладывали еду, животом, переваривающим съеденное, задницей, испражняющей переваренное?
- Кто пришёл? - удивился Андрей. И запаниковал, - никого не пускайте, никого не хочу видеть!
Но было уже поздно.
- Давай я поправлю тебе одеяло, - прощебетала сестра, все также приторно улыбаясь. - Вот, встречай гостей!
Это оказались его одногрупники по университету. Всё-таки решили нанести визит. Так сказать, "проведать больного".
- А ты совсем почти не изменился, - с ходу заявила Татьяна-староста.
- Да? - со всей возможной вежливостью отреагировал он, едва не скрипнув зубами от ярости.
- Ну, в смысле - похудел, конечно, - заторопилась она снять неловкость, - но лицо осталось такое же!
- Спасибо, - ровным голосом поблагодарил он.
Лицо ему охранники Решетника почему-то не разбили. И теперь выше одеяла все выглядело нормально. А что там, под толстым одеялом - этого не было видно.
- Вот, мы фруктов принесли, винограда, - продолжила светскую беседу Татьяна, - ешь, поправляйся!
Они не понимали. Как он может поправиться? Отрастить себе новые руки и ноги? Тут даже на виноград надежды нет...
Или они просто делали вид, что не понимают? Чтоб не травмировать лишний раз. Как делает вид мама, папа, сестра, лучший друг Толян. Вон он, прячется в уголке - прикидывается, будто он всего лишь один из одногрупников. Хотя бывает здесь, в этой комнате, каждый день, и он-то все понимает и знает!
А староста-Татьяна, кажется, всерьез введена в заблуждение нормальным видом его головы, торчащей из-под одеяла.
- Куда положить фрукты? - деятельно спрашивает она, пытаясь пристроить пакет на тумбочку возле кровати. - Может, ты попробуешь виноград? Он мытый! - и протягивала ему крупную аппетитную кисточку.
- Только если ты меня покормишь, Таня, - максимально спокойно ответил он, не делая попыток взять протягиваемое.
- Что? Ах да! - до Татьяны, наконец, дошло. Она густо покраснела и принялась ожесточенно запихивать несчастный виноград обратно в пакет.
Виноград запихиваться не хотел, топорщился, цеплялся. Места на тумбочке было мало - и все шло к тому, что Татьяна сейчас уронит пакет на пол, рассыпав подарочный набор по всей комнате.
- Подождите, девушка, я сейчас помогу вам!
Это сестренка кинулась на выручку оконфузившейся старосте.
- А? Что? - торопливо повернулась к ней Татьяна.
Яблоки все-таки посыпались на кровать, апельсины запрыгали по полу.
- Боже, какая я неловкая! - багровая от смущения Татьяна всплеснула руками, что привело к еще большей неловкости: пытаясь поймать убегающий апельсин, она нечаянно дернула за край одеяла, и случилось худшее, что могло случиться в этой ситуации: одеяло поползло вниз с постели. Обнажая то,