Ему обещали поддержку. Он и решился на страшную месть, обвинив во всех своих мучениях Кирова.
Осведомитель Запорожца обучил Николаева стрелять, снабдил револьвером и пропуском в Смольный.
Как известно, первая попытка покушения сорвалась по вине жертвы. Слабовольному Николаеву сунули пистолет в портфель. С ним он явился в бюро пропусков Смольного, предъявил пропуск и направился к зданию. Скрыть волнения не смог, бдительный охранник заподозрил что-то неладное.
Не успел Николаев сделать и нескольких шагов, как охранник потребовал вернуться и открыть портфель. Обнаружив пистолет, задержал Николаева и отправил в комендатуру Смольного. Каково же было его удивление, когда через несколько минут он узнал, что заподозренный им посетитель, не внушающий доверия, вооружённый, отпущен, да ещё с пистолетом! И это в то время, когда строго соблюдался закон, предусматривающий три года лишения свободы за незаконное ношение оружия.
Замначальника областного управления НКВД Запорожец был взвинчен происшедшей «осечкой». В этот день в Наркомате внутренних дел страны и в Кремле от него ждали нужной информации.
Заговорщики тоже были вне себя от досадной промашки, но надежды на успех не теряли. Приободрился и Николаев, почувствовав чью-то властную руку, оградившую его от беды.
Недели через две после провала акции заговорщики вновь благословили Николаева на удачу.
С наступлением ранних сумерек легковерный глупец с тем же портфелем и тем же пистолетом явился к воротам Смольного.
На сей раз Запорожец и его сообщники предусмотрели всё до мелочей. Николаеву был выдан пропуск, с которым он беспрепятственно поднялся по ступеням парадного подъезда и вошёл в пустой коридор.
Там его ждал сотрудник обкома Борисов, числившийся помощником Кирова.
Шло заседание бюро обкома. Борисов велел Николаеву подождать в коридоре, осторожно открыл дверь и на цыпочках вошёл в зал заседаний. Обратившись к Кирову, шепнул: «Вас просит Кремль по прямому».
Киров поднялся, не спеша направился к выходу. Выйдя в коридор, прикрыл за собой дверь.
В этот момент и раздался выстрел — стрелял Николаев, в упор. А затем выстрелил себе в голову, пытаясь покончить с собой, но пуля лишь слегка его ранила, и он упал рядом с телом Кирова.
Генсек счёл необходимым довести дело до конца и выехал на место преступления. Кроме того, своим оперативным отъездом в город на Неве он хотел показать народу свою озабоченность, переживание, желание найти и призвать к ответственности виновных в убийстве «друга и соратника».
Спецпоезд вождя усилили личной охраной, работниками НКВД, облачёнными в гражданскую форму, командным составом внутренних войск.
Путь, по которому двигался состав, от самой Москвы и до Ленинграда был оцеплен войсками.
В свою очередь, и вокзал за час до прихода правительственного поезда был окружён переодетыми в штатское работниками областного отдела внутренних дел, очищен от пассажиров, а железнодорожные пути освобождены на несколько километров ото всех видов транспорта.
Не успели правительственный состав и поезд сопровождения остановиться, как из них тёмной массой высыпали правительственные стражи и растворились в толпе встречающих работников ленинградского партийного руководства и органов внутренних дел.
Когда в дверях вагона-салона показалась фигура Сталина, в плотно сидящей шинели и надвинутой на глаза шапке, бесшумно колышущиеся толпы застыли, обратив жадные взоры на величайшего из великих мира сего. А вождь, сохраняя стальное спокойствие, окинул взглядом толпу, поприветствовал кивком, не спеша спустился со ступенек вагона и, поглядывая искоса на застывших навытяжку работников НКВД в яркой форме, направился к начальнику Ленинградского облотдела НКВД Филиппу Медведю.
Встав напротив, окинул его взглядом с ног до головы, затем поднял руку, в которой была зажата пара кожаных перчаток, хлестнул по одной щеке, затем по другой и медленно отошёл в сторону, где столпилось руководство Ленинградского обкома партии.
Медведь, окаменев, не мог и шагу сделать в сторону огромной толпы рабски покорных плебеев, имя которым — «счастливый советский народ». Его и всех работников аппарата НКВД, а также сотрудников обкома партии, встречавших Сталина, мгновенно разоружили те, кто сопровождал генсека.
За каждым движением Медведя бдительно следили опричники вождя. Но ведь у него была возможность нанести ответный удар, будь он настоящим мужчиной, — плюнуть в лицо тирана. Видимо, чувство гордости, собственного достоинства чуждо рождённым ползать.
Сталин, уже находясь в кабинете первого секретаря обкома в Смольном, устроившись в мягком кресле, словно верховный жрец, любовался окончательно потерявшим волю, бьющимся в истерике на паркетном полу Николаевым. Стремительно поднялся, когда ему сообщили, что телохранитель Кирова Борисов, которого везли к нему, при загадочных обстоятельствах убит. (Как стало известно четверть века спустя, ему проломили череп ломом в чёрном «воронке» по дороге на допрос.)
Вождь не стал дольше задерживаться в граде Петра, не доверяя его обитателям, слишком смелым и склонным к возмущению.
