расположение, примерный численный состав — все нам было хорошо известно.
Короче говоря, все просто. Все кто работает на развал — всех кого в больницу, кого в морг, кого — в безымянную могилу. И черт меня подери, если народ этого не одобрит. Особенный у нас народ. Не такой, как в Англии с её правами.
И так даже лучше. Они потеряли — а мы ещё, глядишь и приобретём.
Надо быть оптимистом.
Все. Отдохнул и будя. Надо добивать генерала Рыбникова. В переносном, конечно смысле. Пока. Потому что если он не перейдёт на нашу сторону — то придётся убрать его уже в прямом смысле.
Я поправил очки. Чёрные. Понт… но хороший понт как известно, круче сицилийской мафии. Я надел очки, Вадим надел, Поп надел. Это элемент психологической войны. Завтра — все увидят плакаты с нами — их уже печатают. Как кто мы выглядим? Правильно, как хунта. А хунта что должна делать? Правильно, захватывать власть. Вот мы её и захватываем. Она на то и есть — хунта. А Миша Бельский этого не понимает. Совсем. Мы то выглядим как хунта, мы хунта и есть — а он как выглядит? Не как президент, если честно. Как комсомолец, как молодёжный лидер он выглядит. А не как глава государства.
Его и не уважают…
Я открыл дверь, зашёл в кабинет, где Вадимыч убеждал потеющего, вытирающегося платком генерал-полковника Рыбникова.
… Опять за рыбу деньги. Виктор Ильич, в Москве видите, что происходит? Ну, какой сейчас может быть приказ.
Я жестом показал — подвинься. Сел напротив Рыбникова.
— Виктор Ильич. Вы кому служите?
Простой вопрос ввёл генерала в ступор
— России служите. Не Москве, не министру — а России.
…
— Знаете, как говорят в Великобритании в таких случаях? Англия ожидает, что каждый выполнит свой долг. Не приказ, заметьте. А долг.
— Но я не могу без приказа!
— Что вы не можете? Сидеть, стоять, пить, есть, говорить? В девяносто первом — тоже никто не мог. Все приказа ждали.
…
— Давайте так, Виктор Ильич. Вам нравится то, что происходит последнее время? Только честно?
— Нет — выдавил из себя генерал — полковник
Я достал пистолет Глок, который у меня не отобрали, и положил перед генералом. Рукояткой ко мне.
— Мы наводим порядок. Прямо здесь и сейчас. Кто не с нами, тот против нас. Идёмте с нами, Виктор Ильич. Если вы увидите, что мы не за Россию, а за что-то другое — пристрелите нас. Вот из этого самого пистолета. Идёт?
Виктор Ильич Рыбников — переводил взгляд с пистолета на меня. Он, командующий целым военным округом, который один сильнее многих армий мира, просто не представлял себе, что Родину можно защищать вот этим пистолетом.
Но ничего. Научим.
— Берите, берите.
И он взял.
В бывшее здание обкома партии — свечку, которую строил ещё Борис Ельцин — мы вернулись с победой. Рыбников остался в здании штаба военного округа, там же остался и Вадимыч — в этом здании отличная связь. Сегодня он там побудет, присмотрит за генералом, а завтра его сменят.
Одинокое здание — светилось в ночи огнями, никто не спал. Снайперы на крыше с крупнокалиберными винтовками и ПЗРК — отсюда треть города можно держать под прицелом, бронетранспортёры, милицейские машины…
— Здравия желаю… — обратился к нам невысокий офицер в форме без знаков различия. Он был с бронежилетом и с автоматом, а каменщики — сноровисто возводили стенку с бойницами — прямо в холле.
Короткий разговор, потом берусь за телефон. Если это п…ры настолько тупы и глупы, что в такое время армию опрокидывать — то честное слово, буду расстреливать. Я читал Глеба Боброва[51]. Я тупо не хочу, чтобы расстрелы вообще возвращались в нашу жизнь, потому что унять потом молодцев с закатанными рукавами будет сложно. Но если надо будет — то я не остановлюсь. Если по-хорошему не понимают.
— Глебыч… алё, Глебыч. Слушай сюда, значит. Тот, кто не отпускает горючее военным — приравнивается к изменнику Родины, ты понял? А че так? Глебыч. Ты меня знаешь, я шутить не люблю. Нет, Глебыч, сейчас. И мне пофик, кого ты там на ноги поднимешь, хоть сам поезжай на базу и заправляй. Но если к утру заправки не будет, то утром база будет уже не твоя. Всосал? Не колотись, а то я вспомню, сколько ты за эту базу не заплатил. Не, Глеб, я нормальный. И мне некогда. Все, давай. И людям передай мои слова. Не время хапать сейчас. Не время. Просек? Ну, давай…
