тебе плохо? И следующая мысль: «Вовчик, оттого, что ты грустишь, Ленка быстрее не поправится».
– О! Я поняла, – захохотала вдруг девушка.
– Чего?
– И ты вдруг стал безудержно веселиться, чтобы мне скорее полегчало. – Лена уже была красная от смеха, как редиска.
– Да ну тебя! – засмеялся Вова в голос с Леной…
Отсмеявшись, он договорил свою мысль:
– Когда любишь, ты понимаешь, что находишься в жизни на своем месте. Любовь – это самоотдача и принятие. Все хотят, чтобы их любили такими, какие они есть. Поэтому умение любить – это редкий дар, а если тебя любят, то это вообще сокровище. Вместо этого люди начинают ругаться из-за всякой фигни, переделывать одного под другого, подстраиваться, убегать или находить кого-то на стороне. Любовь – это уверенность в другом человеке. В том, что он тебя не кинет, если ты из богатого превратишься в бомжа, из здорового превратишься в больного и так далее. А люди обижаются на жизнь. Вон, у него яхта, так он небось красную икру ложками жрет, а я такой простой – всего лишь хлеб с маслом и немножко колбаски. А ты, дурак, радуйся, что жив-здоров и есть что пожевать. Яхта, икра… Известность, деньги. В одну секунду все может перевернуться вверх дном, и никто от этого не застрахован. Тебе плохо? Посмотри на Жанну Фриске. Так и хочется сказать: «Ну что, дружище, кому из вас двоих хуже?»
Оба они были пессимистами, закалившими характер. Будь Сартр современником этой сладкой парочки, он наверняка написал бы статью «Пессимизм – это реализм». Оба понимали, что мир устроен как-то криво и по-дурацки, и чувствовали, что это сделано не просто так. Оба при этом сохраняли в своих душах огонек детской непосредственности. В их сердцах жила надежда на лучшее и еще теплилась вера. Да, они были странной, но очень хорошей парой.
А потом все пошло в тартарары. Однажды и, как это водится – весьма неожиданно – умерла Ксюша.
– Отмучилась, – многозначительно вздохнула на похоронах ее бабушка. Лена молча плакала, а Вова ее утешал.
Как говорят наркоманы, героин умеет ждать. И они не ошибаются. Попробовав его однажды, побывав там, в совершенно другом, своем мире, ты уже не хочешь быть здесь. А потом и не можешь. Впрочем, героин уже не в моде. В сознании Вовы появилась картина: спортивный бег на короткие дистанции. Наркоманы – те же спринтеры. Бегуны. Пока они бегут, героинщики передают эстафету метадонщикам. Метадон нынче модный.
Вова понимал, что ему необходимо встряхнуться, отвлечься от этого болота грязных мыслей, но он не мог этого сделать. Человек умер, и не важно, какой она была. Она – сестра той, которая ему близка. Точка. Молодой человек утопал в этой грязи ментального безумия с каждой новой мыслью, тостом или фразой, брошенной одним из гостей.
Когда Вова думал обо всем этом, его вдруг охватило чувство глубочайшей бессмысленности всего. И если ему так тяжело, то каково ей? Ей – девушке, для которой Ксюша не только и не столько наркоманка, сколько родной и близкий человек. Сестра, с которой у нее волей-неволей было одно детство на двоих. Или даже, можно сказать, одна жизнь на двоих.
Вова терпеть не мог, когда женщины плакали. Его это пробирало до костей. Когда он видел на лице Лены разводы от размытых слезами теней и прочей косметики, чувствовал на своем плече ее мокрое, печальное тепло соленых капель скорби тающей души, ему хотелось остановить время и послать весь мир к чертям.
– Я думала, что мне полегчает, но я ошибалась. Боже, я и не знала, что может быть так больно, – сказала она через какое-то время. Видимо, тогда, когда на плач не осталось сил.
Наблюдая горе своей любимой, Вова будто бы пропитался им сам. Слушая смешные и не очень истории из их с Ксюшей прошлой жизни – светлые и радостные истории детства, грустные опыты юношества, – он изумился, до какой степени сильно в его голову было вдолблено общественностью, что наркоман равняется убогому нолю без палочки, – не способный ни на что хорошее мерзавец, которого нужно сжечь на костре. Слушая Лену, перенимая ее страдания, он не заметил, как тихо плачет вместе с нею об ушедшей из жизни Ксюше. В рассказе Лены он нашел для себя, что Ксюша была доброй и чистой девочкой, которая, однажды замаравшись, не смогла очиститься.
– Общество видит в наркоманах только торчков. Оно не думает, что у них есть или были свои семьи, братья и сестры, для которых они – часть себя. Просто падшие люди, которых или втаптывают в грязь, или же они сами спешат в пропасть. У нас в школе на входе в спортивный зал висела растяжка со словами: «СОЗДАЙ СЕБЯ САМ!». Господи, какой же это бред! Я не просила рождаться на свет. А Ксюша? Ей-то это за что? Грехи отрабатывает? Карма плохая?
– Малыш, ты была с ней до последнего, – пытался успокоить ее Вова. – И все делала правильно. Ты любила ее, а теперь ее не стало. А зачем и почему так – этого мы не узнаем никогда…
– Ах вот как ты заговорил? Молчи! Заткнись, падла! – набросилась на него Лена, раздирая его одежду, царапая в бессильном гневе его кожу, избивая его своими ладонями. А потом вдруг успокоилась и в очередной раз разрыдалась.
И он тоже плакал – в пику большинству мужчин, которым плакать не положено по определению. Молчал и нежно гладил Лену по голове, вдыхая запах ее русых волос.
На поминках произошел конфуз: кто-то из присутствующих, говоря речь, обмолвился о каком-то мужике:
