Он видел, что они смеялись и нежно держались за руки, которые он им только что пожимал. Эта жизненная картина так тронула мальчика, что он мысленно пожелал ребятам счастья. Отложив флаеры в сторонку, он приготовил смартфон к съемке.
На старт. Внимание. Марш! На похоронах Ксюши Вове мерещились бега, а теперь он участвовал в гонках.
– Давай поговорим последний раз? – предложила ему Лена.
– Давай, только о чем? И, думаешь, успеем?
– Все, что было можно, мы с тобой уже успели. Будем считать, что это у нас такое интервью. Ответы на вопросы, о которых никто никогда не узнает, самые честные. Ты всегда любил говорить, а мне так нравилось тебя слушать, – произнесла она, вздохнув о прошлом. Она не жалела, нет. Но ей было интересно, что будет дальше.
Проехав квартал, Вова развернул «телегу» и взял курс к мосту.
– О’кей. Скажите, а есть ли в нашей стране справедливость? – Девушка посмотрела на него с деланным любопытством.
Машина набирала скорость. Они ехали умирать как на праздник. Они жили недолго, но счастливо, и главное, что они умрут в один день. А остальные – что бы они ни подумали, – увидят, что смерть реальна и отрицать ее глупо.
Но надо было отвечать на вопрос. Интервью так интервью. Времени мало.
– Ну как вам сказать, чтобы не обидеть? Помню, ехал я однажды в электричке (вид транспорта такой, знаете ли), а в тамбуре со мной заговорил мужичок. Закурили, и он рассказал, что недавно вышел из тюрьмы. Поделился радостью. Я спросил: «А за что посадили?» А он мне: «Старичок, я однажды вышел вот так же в тамбур перекурить. Смотрю – пьяненький пацик молодуху насилует, а она визжит, охрипла уже. И народ в вагоне сидит как ни в чем ни бывало. Ну, я его беру за шкварник и выбрасываю из вагона на подходе к Мурино». Я спрашиваю: «А что, дядя, было дальше?» А он и отвечает: «А дальше оказалось, что я выбросил из поезда сына начальника Финляндского вокзала. За это и посадили». Так я, ей-богу, и не понял после услышанного, есть ли справедливость на свете или она всего лишь очередная из моря выдумок.
– Скажите, а что было дальше? – спрашивала Лена голосом пафосной журналистки. Мост был прямо по курсу. Вокруг визжали прохожие, сигналили автомобилисты. Все они превратились в точки – атомы, прыгающие туда-сюда, до тех пор, пока не наступит Абсолютный Ноль.
– А дальше мы с ним докурили, посмеялись над тем, что в тюрьме у него было много времени помедитировать и исправиться, и разошлись каждый в свою сторону.
Свет. Камера. Мотор!
Ржавая «девятка» разгонялась и дрожала всем своим железным телом, как наркоманка, нанюхавшаяся «speed’oB». Удивительным образом машины разъезжались в стороны. От греха подальше. А им было совсем не страшно. Им было весело. В зеркало заднего вида они заметили, что от машины отлетел локер. Лишние детали.
– А вообще все озвученное становится чепухой. Превращается в шелуху. Стирается в пыль, за которой нет ничего, что похоже на реальную жизнь, – говорил Вова, вдавив педаль газа в пол. Он не собирался убирать ногу. – Стоит тебе разок высказаться публично, и твоя мысль может десять раз переиначиться другими уже оттого, что каждый из сказанного слышит то, что хочет услышать.
– М-да. Выскажи правду, и ее превратят в ложь. Замолчи, и она скиснет в тебе, не найдя выхода наружу…
У обоих бешено колотились сердца – чувствовали, что свобода была близка. Ручьями стекал пот, но этого молодые люди уже не замечали.
– Жизнь – это сон. И смерть – всего лишь пробуждение от этого кошмара.
– Только ведь они этого не поймут.
– Да и хрен с ними. Главное, что ты рядом, – сказал Вова и круто повернул руль вправо. Все завертелось, закружилось, посыпалось с ног на голову – мостовая, стекла, ржавчина. Вот ремень безопасности лопнул и улетел в Неву, извиваясь как змея. А вот паренек мужественно снимает их падение, раскрыв рот от ужаса. Или онемев от восхищения.
– Снимай-снимай, парень! Когда еще такое увидишь! – прокричала начинающему режиссеру Лена. Школьник готовил шедевр российского кинематографа. Документальный фильм-катастрофа. Новое слово в искусстве.
Последним, что увидел Вова, была улыбка Лены, державшей его за руку. И вновь они понимали друг друга без лишних слов. В следующую секунду автомобиль (или то, что от него оставалось) нырнул под воду и пошел ко дну. По ветру разлетались рекламные листовки.
Стоп. Снято.
По телевизору показали об этом репортаж… Престарелая бабушка, оказавшаяся одной из свидетельниц происшествия (видимо, особенно выгодно смотрящаяся в кадре в своем удивлении, под фатой старческого слабоумия), каркала: «Молодежь совсем от рук отбилась». Показали также какого-то врача, напоминавшего скорее студента театрального кружка, который с серьезным видом утверждал, что случившееся было явным «альтруистическим самоубийством». Заснять удалось даже маму и папу Вовы, которые говорили, что все произошло из-за несчастной любви.
Итогом видеосюжета почему-то стало заявление о том, что в произошедшем виновата несправедливая социальная политика властей. Подтекст был таков – жизнь дерьмо, но завтра будет лучше.
