вымолвил:
– Мир и тебе, Джеди.
Он оценил мою ответную лапидарность и улыбнулся. Чем тотчас же очаровал меня.
– Я – Джосер… – начал было я.
Но он перебил меня:
– Ты уже называл имя свое апру. И потом я узнал тебя, верховный жрец. Ты меня не так понял. Не невежливость и не неведение было в моем приветствии: «Мир входящему».
У простолюдина Джеди была приятная привычка смотреть в глаза. Я почувствовал к нему доверие и чуть было не забыл о своем Джосере. Но и сам Джосер, видать, подзабыл текст:
– Я думал, ты старше, Джеди.
– Я уже выбился из молодых ведунов, – быстро ответил Джеди, посмеиваясь, – но не вполне дорос до старого колдуна, ты хочешь сказать?
Джосер, то есть я, взял себя в руки и набрал воздуха в легкие:
– Дважды осиянная Хатш повелела мне, предпоследнему рабу ее, прийти завтра к храму Эль-Тейт-Маат-Ра вместе с тобой.
– Вот как? – удивился простолюдин. – А что будет, если я не пойду?
Воцарилось молчание.
– Мало ей Сепра, Уаба и Либера, – внезапно заговорил Джеди, – и всех посвященных оптом и в розницу; еще и я понадобился.
Я остолбенел. Такая просвещенность о дворцовых интригах у обычного простолюдина? Откуда он знает о всех жертвах?
– Не пугайся так, Джосер, на жаре страх вреден; я просто размышляю вслух. Может, мои размышления и тебе помогут?
«А вдруг он прав? Может быть, Фаттах слепо исполняет волю Хатш? Может, нет никакого заговора против ее власти? Но что же тогда происходит?» Я совсем запутываюсь. Джеди понимает мое состояние и старается облегчить мою задачу:
– Я должен зайти за тобой на рассвете?
– Да, с первыми лучами светила.
– Зайду, стало быть, – говорит Джеди беззаботно.
Приблизился звон, схожий с плачем, пчелиная додекафония. В дверном проеме появилась девушка в венке из бубенчиков и колокольчиков – таких же, как в букете царицы.
– Это Ка из Библа, – представил Джеди.
– А это мудрейший Джосер по приказу государыни. Принеси нам что-нибудь.
Опять меня потчевали воблой с эмульсией, ягодами шелковицы, лепешками и мясом ягненка, утопающим в зелени. Последнее напоминало блюдо из фешенебельного московского ресторана.
– Погадай мудрейшему, Ка, – сказал Джеди.
Она робко взяла мою ладонь, вопросительно посмотрела на Джеди. Тот кивнул. Тогда она сказала:
– Ты не веришь сам себе, Джосер. На время ты потерял лицо. Но ни один из трех Джосеров – бывший, настоящий и будущий – не вспомнит, что их трое. Тебя ждет блистательное и величайшее завтра. Карлики будут плясать у входа в гробницу твою. Вот только выдержишь ли ты ниспосланное тебе испытание, я не знаю. И еще: береги свое сердце, Джосер, лучше прикрикни на него как следует.
Я молчал. Голова кружилась, сердце изнемогало. Неужели та, которую я люблю, жестокая и глупая убийца?
– Ступай, – отпустил Джеди свою девушку. – Я не хочу, чтобы Джосер в ответ погадал тебе.
Ка исчезла.
– Мне пора покинуть твое благословенное жилище, – сказал я, вставая.
– Мое благословенное жилище, в которое внес ты крокодила из воска, а он, того и гляди, оживет.
«Крокодила из воска?» – что это, мучительно вспоминал я, но так ничего и не вспомнил. Хозяин вышел со мной на раскаленный песок. «Мало ей Сепра…» – вспомнил я; потом вспомнил Сепра, зелье, корову в ботинках – в глазах побелело.
«…»
Сны снились кошмарные. Пограничные между моими и джосеровскими. Фигурировал в них и Джеди – в качестве посланника из 3003 года нашей эры. В итоге прошлое и будущее смыкались подобно ленте Мебиуса, что бесповоротно разрушало настоящее.
Наконец меня разбудили. Крошечный чадящий керамический светильник. Мерзкий запах экзотической свежеизготовленной кормежки. Тени на потолке; Джеди, пришедший ко мне на рассвете.
– После дурного сна, – посоветовал он мне, – хорошо пить вино по-гречески.
Мы уже шли по просыпающемуся городу. Я спросил:
– Что ты говорил вчера про крокодила, простолюдин?
