– Молчи… молчи… – с трудом твердит Джеди, унося ее. На него сейчас глядеть страшно.
Хатш приходит в себя и начинает тонюсеньким пронзительным голосом пищать:
– Ай да Джеди! – вслед ему, уходящему навсегда. – Вот у кого всем следует учиться, жрецы Верховные! Все живы!
Она хохочет, срываясь в истерику.
– И гусь! И бык! И твоя шлюха! Кстати, я тебе ее дарю! С купцом договоримся!
Я не могу слушать ее смех, но она продолжает хохотать, рассыпаются ее кудри. Ею любуются все, кроме меня, то есть Джосера и Хахаперрасенеба, который продолжает изумленно и озабоченно смотреть на меня.
Я вижу, как Джеди удаляется все дальше и дальше, и мне становится все хуже и хуже с каждым его шагом. «Сердце влюбленного не зрит Бога, ибо Бог пребывает в сердце его». Джеди скрывается, мне становится совсем плохо, и мы с Джосером распадаемся надвое.
Последнее, что я вижу в своем полете – лицо Ка, которая говорит: «Вот только выдержишь ли ты ниспосланное тебе испытание, я не знаю…»
Меня не покидает мысль о том, что те, кого мы навещаем во времени, и мы сами, навещающие, – словно персонажи из разных театральных систем. С одной стороны, древние образы-маски, с другой – представители психологического театра дня сегодняшнего. Меланж естественных лун и лун искусственных. И никогда нам не понять прошлого. И при встрече наших теней с его тенями стена времени, как ни странно, становится еще непроницаемее, потому что они живут и действуют, а мы не способные ни жить, ни действовать, ни чувствовать, как они, пытаемся их понять. Сейчас я вернулся в себя в нашем институте, и через некоторое время я ввергнусь в нашу настоящую жизнь. И я опять дам себе слово не создавать и не любить фантомов. Любить их легко, но чревато. И уже играют флейты, и уже зажигают огни в храме, и уже поет на площадке Хатшепсут песенку про бирюзовую рыбку, и уже скрылся за поворотом дороги Джеди, уносящий на руках Ка, и я открываю дверь своей квартиры в Москве, и удивленный и ошарашенный Джосер, потирая лоб, поднимается по ступеням храма, а за ним почтенно следует успокоенный Хахаперрасенеб, и разве что ополоумевший и забытый всеми гусь, распластав крылья, бежит бог весть куда, и манят его пески гусиным миражом сверкающих на Солнце несуществующих волн.
Александр Осень
г. Санкт-Петербург
Член Российского союза писателей
Из интервью с автором:
© Осень А., 2017
«Анти-Белые (чертовы) ночи…»
Здесь не больно, не слышно, не видно, не нужно небес…
Белым шелком тебе застелю…
