– Ну, все! Все! Прекратите переходить на личности, не для того мы здесь сегодня собрались! – гаркнул прокурор. – Попрошу на свидетельское место господина из центра зала, который, по нашим сведениям, правду по стране ищет.
– Это вы меня? – спросил давешний крикун.
– Вас, вас! Кого же еще? – поддержал прокурора судья. – Идите сюда. Как ваша фамилия будет?
– Овальный.
– Новое дело! Это что, фамилия такая? Помнится, артист некий был с фамилией Круглый, а вы, значит, Овальный. Оригинально! Впрочем, как нас учат классики, «нет ни одного слова, которое еврей не мог бы использовать для фамилии». Не помню только, кто это сказал. Шолом Алейхем? Впрочем, это полбеды. Беда в том, гражданин Овальный, что дело на вас уже сшили. Дело это – просто пальчики оближешь – годится на все случаи жизни.
– Дела вы шить уже научились, да только далеко вам до товарища Сталина – корифея юриспруденции! – начал по привычке ерничать Овальный.
– Не поминайте имя вождя всуе! – прорычал слева руководитель комфракции Юганов. – Поплатитесь вы за это!
– Да плевать мне на вашего вождя, а русский народ за все уже расплатился! – крикнул в зал Овальный.
Не успел он докричать, как пол под фракцией коммунистов заходил ходуном и в одно мгновение разломился со страшным треском. В зал повалили желтые пары вонючей серы, с потолка громыхнула небольшая молния. Оторопевшая публика явственно увидела, как на поверхность из разлома выскочил постаревший, но еще крепкий гроб. В кромешной тишине было слышно, как из крышки сами собой, как металлические черные пиявки, вылезают гвозди и один за другим падают на пол. Вот выпал последний, и крышка сдвинулась и с глухим стуком упала рядом. Во фракции коммунистов сверкнул какой-то разряд и тут же из гроба поднялся сухощавый товарищ в маршальском мундире, но без фуражки. Покряхтывая, он встал рядом с гробом и тщетно попытался стряхнуть с мундира накопившуюся пыль веков. Был ясно слышен скрип и хруст в суставах. Маршал пытался сказать что-то, но губы его спеклись и не открывались.
– Дайте воды товарищу Сталину! – истерически крикнул кто-то из коммунистов.
– Ни в коем случае! – прозвучал из верхних сфер проникновенный бас профессора Збарского. – Дайте ему стакан формальдегиду!
Из белой канистры налили желтоватой жидкости, и по залу разлился густой запах прозекторской. Товарищ Сталин пригубил стакан и залпом выпил. Тут же глаза его заблестели молодым блеском, а в суставах прекратился скрип.
– А нэплохой напиток, товарищи! Как он мне напомнил мой любимый кахэтинский сок! И цветом, и по вкусу похож. Живая вода! Спасибо товарищу Збарскому.
Оторопь, поразившая всех в первое мгновение, стала постепенно спадать, особенно с судьи и прокурора. Они опомнились первыми и догадались, что вождь гальванизирован с помощью какого-то провода, проведенного из фракции коммунистов.
– Отключить немедленно весь свет в зале, – скомандовал кому-то по телефону прокурор. Свет погас. Зажглось слабое аварийное аккумуляторное освещение. Движение вождя прервалось. Но не прошло и десяти секунд, как во фракции взвыл движок генератора и фигура вновь ожила.
– Большевиков на простой рубильник не возьмешь! Аршином общим не измеришь! – гордо потер усы Сталин. – Годы подпольной борьбы приучили нас надеяться только на себя. А вы, я вижу, – отнесся вождь отдельно к судье и прокурору, – и дерьма сами сделать не можете!? Придется нам всем
– Колхозы развалили, а недра и заводы безродным космополитам распродали! – наябедничал с места Юганов. Вождь нахмурился:
– Продолжайте, товарищ Юганов, – с этими словами вождь с лукавой улыбкой посмотрел в зал. От этого взгляда многие буквально вмерзли в свои кресла, поскольку вспомнили такой же прищур на знаменитом «съезде победителей». Тот, на котором вождь «в шутку» прицеливался в делегатов.
– Мы сражаемся за дело пролетариата, товарищ Сталин, не жалея ни сил, ни народных средств! По любому вопросу у нас есть интересная программа и исполнители! Мы почти уже коммунизм построили! Эх, кабы не меченый этот казачок!.. Как же нам не хватает вашей твердой большевистской руки!
– Да какие вы большевики?! – возмутился Сталин. – Хари как у кабанов отрастили! Коммунизм, говорите? А домов за границей кто накупил?! У вас не пролетариат, у вас таджики вместо пролетариата работают. Перерожденцы! Буржуазное охвостье, социал-демократишки, как сказал бы Ильич. Остроумный был товарищ, сразу и не поймешь, что у него половины мозга не было! Но силен был революционер! Нет, не чета нынешним! Лежит теперь в почете, как фараон…, – с некоторой долей пролетарской зависти заключил вождь.
Реакция в зале была смешанной: кто-то радостно восклицал «наконец-то!», кто-то свистел и вопил «долой!», мама укрыла маленького Димочку шалью, чтобы он не проснулся, а кто-то мрачно молчал, соображая, куда бежать.
– Правильно, товарищ Сталин, – крикнул Овальный, – пехтингом их, пехтингом!
– А вы помолчите там, – грозно нахмурился вождь, – не перебивайте, вас отдельно спросят! Какие же вы коммунисты? – обратился Сталин опять в левую сторону. – Где посадки, где репрессии? Где расстрелы и ночные допросы? Где трудовые лагеря и шарашки? Где колхозы, наконец? Все прошляпили, все разорили! Нельзя на вас положиться. Осталась во всем мире только пара верных марксистов-ленинцев, да и те иностранцы! Этот самый Ким с сынком, да еще один, как его? – Сталин нетерпеливо пощелкал пальцами, – выскочила из головы, трудовая такая фамилия. Черт, как его?
– Пол Пот? – пискнул из угла эрудит Влад Юристович.
– Точно, он! Вспомнил! – Сталин обрадовался. – Именно этот товарищ верным путем идет!
