получили, привесили их на ворота» [дома]. Концовка подчеркнуто комична: «Что ви думайте, какой у нас пархатый город? К вечеру оба магдали з вороты вкрали! Что мине то гражданство, когда на дивяносто вошем карбаванцев золота вкрали! Хорошее дело!»
В рассказе «В вагоне» предстают нелепыми и смеха достойными догматы иудейской веры. Поезд трогается. Еврей-пассажир ставит на пол таз, наливает в него воду, снимает сапоги и ставит в таз ноги. В вагоне начинается шум: «Что за свинство, мыть ноги в вагоне!., где кондуктор? Позовите кондуктора!». Кондуктор настойчиво просит еврея вынуть ноги из воды, надеть сапоги и вылить воду, но тот категорически отказывается и говорит, что это никак невозможно.
Кондуктор.
Отчего невозможно?
Еврей.
Патаму… что сигодня шабота, шабат, так ми ни можим по закон ехать; ми только можим ехать на вода; так когда я ноги в вода держу, так завеем похоже, что я на вода еду. Жделайте милость, пожвольте мине так шидеть!
Рассказик «Мыши» – о патологической трусости евреев. Мальчик еврей рассказывает товарищам-гимназистам о том, что на них с отцом напало двенадцать волков: «такие, что з норки скакают, на задние лапка садятся и делают: пес! пес!».
Гимназист.
Так ведь это не волки, это мыши.
Еврей(обидчиво)
Миши?! Ну, а что, а дванадцать миши на два жида не штрашно!?
Или анекдот о незадачливых контрабандистах, переодевшихся в одежды священников, но из-за плохого знания русского языка, назвавшихся халамандритом, гумином, памынарем (вместо архимандрита, игумена и пономаря) и потому пойманных пограничниками.
Чего стоят говорящие фамилии «героев» его эскапад – кровососы Хапзон, Цикерхапер, Вездецелов, Голдблад, Шельменштейн, Гешефтер и др. И все это сплошь людишки с крайне узким умственным кругозором, корыстолюбцы, мздоимцы, пошляки. Вот как живописует он домочадцев ростовщика Хапзона («Наем дачи»): «Особенно подгаживала дело его теща. Это была грязная, толстая еврейка в больших бронзовых серьгах. Скупа была до жадности, грязна до отвращения. Внучки ее, Миленька, Циленька и Манечка, корчащие из себя светских барышень, возмущались каждым поступком бабушки и говорили, что она «вшакава раз в до канфужливость доводит; всякого человек может догадываться, что ми из еврейского народу… Дети жрали сразу четыре пирожных и три бутерброда».
Другой ростовщик, или, как он себя величает, «директор и содержатель кассы ссуд» Цикерхапер выдает дочь, «золотое дите», замуж (сценка «Жених приедет»). «Выговор ужасный и кривляння отчаянные,» – комментирует автор. Все завершается низкой сварой, которую учинил один из гостей, поссорившись с Цикерхапером. Доносится ругань:
– Ты врешь, шарлатан!
– Я шарлатан?! Ти сам шарлатан, процентщик, закладчик!
– Я закладчик? Ах, ти разбойник!..
– …Что мене эти шарлатанские гости наделали, чтоб вжэ лучше их черт побрал!
– Что!!! Ах, ти жид! Гошпода, едем. Благодарим вам!
Елизавета Уварова, автор монографии «Как развлекались в российских столицах» (Спб., 2004), похваляя мастерство Вейнберга-рассказчика, говорит об особой колоритности его «говора», характерности реплик, подвижности мимики, выразительности жестов, настаивая на том, что он трогательно доброжелателен к высмеиваемым им персонажам, что юмор его совершенно беззлобен. И другой критик утверждает, что рассказы его якобы «никогда не рисовали евреев с дурной стороны, а касались только находчивости и остроумия евреев».
Надо сказать, в копилке еврейских анекдотов и сцен Вейнберга, в самом деле, наличествовали и вещи нейтральные. Так, пьеса «Наследство» рассказывает о споре трех евреев о том, «кто может выдумать такое, чтобы быть богаче всех и сколько каждый желал бы иметь». Первый еврей захотел, чтобы ему и только ему принадлежали все российские рубли; второй возжелал заполучить золотой запас всего мира. В разговор вступает третий еврей: «А я ничего би больше не хател, как только, чтобы ви оба ув один и тот же день падохли сибе, и чтоби я оставался единственного вашего наследником! Я би этого только и хотел!» Или анекдот «Порок». Еврей продает барину лошадь, утверждая, что никаких пороков в ней нет. Когда же выясняется, что скотина слепа на левый глаз, и рассерженный покупатель призывает еврея к ответу, тот парирует: «Разве шлепота – это порок? Это только большое несчастье; это только жалеть надо!». В сценке «Фокус» еврей смотрит, как некий иллюзионист показывает исчезновение положенного на ладонь рубля. «Ничего особенного. – парирует он. – Вот в нашем банке фокус – двести тысяч рублей – «алле пасе марш» – и пропал». В пьеске «Приручили» – еврея спрашивают, каков новый начальник полиции. «Был очень сердитый. – А теперь? – Теперь? Теперь вже из рук кушает». Интересна и сценка «Овес». Нищий еврей везет повозку с поклажей в мешках, в которую впряжена тощая, истомленная лошаденка. «Что везешь? – Овес, – отвечает он шепотом. – Что так тихо говоришь? – Чтобы часом моя коняга этого не услышала. Потому она давно уже этого не кушала, чтобы она теперь не захотела попробовать». Или еще такая лаконичная реприза: «Еврей посылает из Херсона в Одессу телеграмму: «Телеграфирую. Шлава Богу вчера обручался с моего замечательного
