жалел ни приятелей, ни подчиненных».
Сам же Александр Арнольди (1817-1898) был генералом от кавалерии. Но вот незадача: биография и послужной список военачальника такого ранга, казалось бы, известны в мельчайших подробностях, и получается, что никаким кантонистом он не был, а получил воспитание в самом аристократическом военно-учебном заведении – Пажеском корпусе. Выпущенный оттуда в 1837 году корнетом в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, он сделал головокружительную карьеру: участвовал в Кавказских походах, отличился при подавлении Венгерского восстания (1848-1849 гг.), в Русско-турецкой войне (1877-1878 гг.). Отличался исключительной отвагой и мужеством. Показательно, что во время баталии около села Кацелеве он принял начало над передовым отрядом и остановил наступление турок, пытавшихся прорвать центр Рущукской обороны, за что был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость». Кавалер семи российских и иностранных орденов, он командовал двенадцатой, а затем четырнадцатой квалерийской дивизиями, был военным губернатором Софии, в 1883 году был произведен в генералы от кавалерии и уволен со службы с мундиром и полным пенсионом…
Чем же объяснить такое явное несоответствие рассказа о кантонистском прошлом Арнольди его всем известной биографии? Быть может, все это – плод безудержной фантазии художника? Но Маймон говорит столь убежденно, а его удивление при известии о еврействе генерала столь неподдельно, что едва ли можно усомниться в правдивости его слов. Или это Арнольди сочинил историю о кантонисте и «еврейской душе», дабы потрафить иудею Маймону? Но какая корысть у заслуженного, овеянного славой русского генерала в том, чтобы произвести впечатление на начинающего рисовальщика? Зачем понадобилось что-либо измышлять ему в угоду?
Позволительно высказать еще одну версию, – самую невероятную! (но ведь жизнь оказывается порой куда невероятнее самой дерзкой выдумки!). Представим себе, что Александр Арнольди не солгал, и он, действительно, этнический еврей. Мальчиком был отдан в кантонисты и насильственно крещен, но был замечен и тайно усыновлен чадолюбивым[25] генералом от артиллерии Иваном Арнольди. После чего, благодаря отцу, поступил в Пажеский корпус, и это положило начало его блистательной военной карьере. В пользу этой версии говорит поразительное сходство известного портрета седобородого генерала Александра Арнольди и старика-еврея на картине Маймона – одно и то же лицо!
Отметим еще одно привходящее обстоятельство. В 1815 году Иван Арнольди женился на вдове Надежде Ивановне Россет (Лорер); считается, что от этого брака в 1817 году и родился Александр Арнольди. Генерал, между тем, удочерил дочь Россет от первого брака, знаменитую впоследствии фрейлину Александру Смирнову-Россет (1809-1882). Замечательно, что последняя в своей «Автобиографии» делает неожиданное заявление: «Когда и где родился Саша Арнольди, не знаю». И хотя известно, что Александра с 1814-1818 гг. жила в Громоклее, в имении дяди по отцу Николая Лорера, такая неосведомленность о сводном брате невольно настораживает…
Но вглядимся пристальней в картину Маймона. Сюжет ее перекликается с «Инквизицией» Антокольского, но выполнен весьма своеобычно, что неудивительно, поскольку художник никак не мог видеть этот горельеф (когда он экспонировался, Мовше был еще подростком и жил в местечке). Седобородый патриарх марранов восседает во главе стола на праздновании еврейской Пасхи. Богатый дом, гости в элегантных платьях испанских грандов, роскошная мебель – кажется, все подчеркивает благополучие этих людей. Вдруг все смешалось – в дом врываются вооруженные инквизиторы в масках. Общее оцепенение и – опрокинутые стулья, разбитая посуда… И ясно, что всех их, тайных иудеев, ждут неправедные судилища, а затем – огни беспощадных аутодафе. Внимание приковывает этот старик с волевым лицом сефарда. (Примечательно, что в «Альбоме Академической выставки 1893 года», Спб., 1893, картина так и названа «Арест богатого маррана при совершении им обряда ветхозаветной Пасхи (из времен испанской инквизиции»). Спокойный и величественный, он лишь слегка приподнимается с места, и в его мужественной фигуре проступает статная генеральская выправка…
Картина приобрела известность, ее репродукция разошлась огромным тиражом, а Маймон вторым из евреев удостоился звания академика Российской Академии художеств и получил чин титулярного советника. Она выставлялась в Варшаве и Вильне, была воспроизведена в «Еврейской энциклопедии» Брокгауза и Ефрона и многих иностранных журналах, даже открытки с ней были весьма популярны.
Но незамедлительно последовала и жесткая критика картины в печати, а затем и преследования со стороны властей. Маймона обвиняли в плагиате «Инквизиции» Марка Антокольского, и самому скульптору пришлось объяснять беспочвенность такой оценки. Гвоздь был здесь, конечно, в идеологической подкладке, «вредной» тенденции картины, которую мгновенно уловила реакционная критика. В статье в «Московских ведомостях» «Марраны» Маймона названы «кучкой преступников», обманывающих «испанское христианское правительство». Мало того, президент Академии художеств, великий князь Владимир Александрович, в нарушение существующих правил (конкурсные картины, авторы которых удостаивались звания академика, приобретались для Музея Александра III), отменило решение о покупке «Марранов» как произведения «антихристианского». А что Моисей Маймон? Его мысли и чувства очень точно передает искусствовед Григорий Казовский: «Трагический смысл еврейской истории остается неизменным, независимо от эпохи и места; полицейские, нарушившие пасхальный седер, превращаются у Маймона в стражей инквизиции, а ее отношение к марранам соответствует официальной реакции на картину. Отпечаток этого трагизма просвечивает сквозь каждую еврейскую судьбу: седобородый генерал оказывается «марраном», а сам художник – одним из тех, кого притесняли и угнетали за их верность собственному народу (подобно марранам)».
Маймон был захвачен величием прошлого своего народа. В 1897-1900 гг. он создает впечатляющие художественные альбомы «Библейские женщины», «Мужи Библии», «Картины из еврейской жизни». Проявляет он интерес и к российской истории, создавая полотна «Петр I редактирует «Ведомости» (1903), «Александр I у Серафима Саровского» (1904), но особенный успех заслужил его «Иван Грозный» (1911). И все же главной темой,
