— Не хотите ли сигарету? — спросил я, доев.
— Это подмена, — сказал Лен, покачав головой, — подмена, уводящая от реальности.
— А что такое реальность?
— Вот это я и хочу понять, — сказал Лен, — но думаю, что это нечто, связанное с правосудием. Я не подразумеваю правильные поступки, знаете ли, быть справедливым, и всякое такое, но вроде как бы одно уравновешивает другое? — Его лицо выражало глубокое страдание, словно над холодным месивом риса и яйца он пытался быть понятным. — Но если вы ничего не делаете, никакого равновесия не будет. Как если бы нам дали весы, и мы должны взвешивать. И вот если вы ничего не положите на одну чашу, то нечем уравновешивать другую. Все равно как вернуться домой из страховой компании и сразу пойти в сад. Но если люди творят зло, то на одной чаше нечто тяжелое, и тогда вас наказывают, тогда от весов есть польза, для этого мы здесь и пребываем, вот так я все это понимаю.
— Значит, люди предназначены творить зло?
— Как я понимаю. Если они ничего не делают, то зачем они? Если они творят добро, тогда, что ж, это им вознаграждение.
— А как насчет рая и ада?
Лен покачал головой в сомнении.
— Я еще не знаю. Но надеюсь понять, когда выйду на пенсию. Но кажется мне, что невозможно взвешивать, когда одна чаша весов в одном мире, а вторая — в другом. И тут я покидаю компанию Бога. Ну не на самом деле, вот что я хочу сказать, потому что мало про Него знаю, кроме того, как его представляют в церкви или в воскресных школах и в этих фильмах Сесила Б. Милля[74], и прочая дуристика. Нет, людей надо учить, вот как я это вижу, учить и учить, здесь и сейчас. Тогда каждый из нас — немного Бог. Вот что такое Бог, возможно. Просто — все мы.
Конечно, что уж такого необычного в том, чтобы слушать рэкетира, рассуждающего о теологии в грязной китайской столовке на Багис-стрит в Сингапуре? Любимый писатель Лена явил нам чудесный образ, однако извращенный или непонятый образ, который можно увидеть на картонке под пивной кружкой, образ скрытый, словно ребус в календаре с обнаженкой, образ этот мог оказаться липким пятном на пивном бокале, просвечивать красным в раненой бутылке.
Его рассуждения о Боге возбудили во мне алчбу по стране шлюх, по кораблю, который не отчалит до рассвета. Я предложил пойти в одно знакомое мне кабаре и посидеть там с китайскими хозяюшками под приглушенным светом разукрашенных ламп. Покусывая мундштук, я подумал, как несносны китаянки, плоскогрудые и тонкорукие, с кукольными челками и фарфоровыми улыбками, якобы предлагавшими нечто отличное от — от чего? От англичанок? Но я никогда не спал с англичанкой. К тому же англичанка, думал я, должна быть точно такой же, потому что все они одинаковы. И потом я с неприязнью подумал о девушке, с которой я однажды спал, предположительно — судя по ее энкликтикам — отсюда же или северней, которая сказал мне: «Мистер Денхэм, вы кончили слишком быстро-ла. Вы очень тяжелый-ла». К черту женщин.
— Я так не думаю, — сказал Лен. — Может и есть иной мир для мужчин, но не думаю, что он может быть для женщин.
Вздрогнув, я сообразил, что проклял их слишком громко.
— Послушайте, это смешно, но вы, вероятно, помните, как рассказывали, когда мы встретились в Коломбо, — сказал Лен, — рассказывали о том, что случилось с вами в Лондоне. Я много об этом думал, как ни странно, хотя это не мое дело, правда же, но мы выпивали вместе, и это сделало вас моим товарищем, и в любом случае это вопрос справедливости.
— Да? — откликнулся я.
— Вы заплатили аванс, а она просто ушла, через ванную или еще как. Я забыл, как именно это случилось. Кажется, там была спальня с другой стороны. Так вот, правильно ли было хотеть такую женщину и платить ей за это? Это ни то ни се, это не вопрос добра и зла. Этика, — сказал Лен горестно, — возможно тут ни при чем. Это я приберегу для жизни, когда уйду на пенсию. Но то же самое случилось с одним из наших.
— Наших?
— Да, да, — нетерпеливо продолжил Лен. — об этом немного сложно говорить, правда же. Просто поверьте, что это был один из наших, и дело с концом. Итак, он встретил ее на углу Хэмпстед-роуд и Роберт-стрит, или Уильям-роуд, или где-то, впрочем, один Бог знает, почему она там оказалась, хотя возможно Он и не знает, и это тоже запас для жизни на пенсии — и казалось, что она в порядке, только говорила немного хлестко, как он выразился, и они пошли в гостиницу недалеко от Юстонского вокзала. И вот она попросила пять фунтов аванса и ушла в ванную подготовиться, как он подумал, ну почему всякая женщина должна готовиться в ванной или где там, опять же один Бог знает. Ну ладно, он был там, совершенно голый, как он выразился, и ждал, а потом слез с кровати и обнаружил, что ванная заперта. Она сбежала, пять фунтов — тю-тю, и этому из наших это не понравилось. Он потом упоминал о случившемся со смехом, хотя, как вы понимаете, ему было не до смеха. Пять никеров это все-таки пять никеров, как он выразился, на только ему понятном языке, фигурально выражаясь. Я все время думал об этом, не ожидая, что встречу вас снова, и мне казалось, что неправильно, если бы ей это сошло. Может, это была та же самая женщина, что и ваша. Хотя в наши дни вроде бы все ищут халяву, никакого чувства справедливости.
Лен попросил еще воды. Не задумываясь, я сказал:
— За мой счет.
— Хорошо, — согласился Лен, — но только воду, и все. Ну так вот, мы караулили втроем, включая того, кто готов был заплатить пять фунтов
