Говорят, подобные встречи не бывают совсем пустыми, нужно уметь улавливать детали, угадать суть человека и посылаемые им сигналы. Я читала в книгах, что мы всю жизнь учимся у других людей, даже у тех, кто нам не нравится, тогда, как они берут от нас то, что необходимо им. Порой неосознанно. Главное, проявлять интерес и не сдаваться. Я старалась.
-Что случилось с вами, неужели все это так повлияло на вас? Мало ли увольняют людей и за что.
И тут он выдал нечто, речь, суть которой мне запомнилась надолго.
-Понимаешь, - вздохнул он, - не все так просто, как кажется. Вот смотри, в теории катастроф есть такое понятие, «точка бифуркации», по-другому точка неустойчивого равновесия, - он, взявшись за ручку кружки, наклонил ее в бок, поставив на ребро донышка.
- Любая система, - продолжил он, - не важно какая – предприятие, семья, человек, попадая в эту точку, может от случайных факторов, любых событий: кредита, ссоры, даже ветра, обратиться в катастрофу, прямо в один момент, - он отпустил кружку, та на долю секунды зависла, словно думая в какую сторону ей свалиться, и звонко рухнула на бок. Остатки пива ручейком вытекли на деревянную столешницу. Бармен оторвался от смартфона, с беспокойством посмотрел на нас, но тут же успокоился и вернулся к своему занятию.
-Люди придумали массу приемов, желая поставить своих противников в точку бифуркации. И когда это удается, тогда и малейшего усилия достаточно, чтобы сломить его.
-Что вы хотите мне сказать?
-Создай человеку ситуацию, в которой он будет проявляться неуклюже – и он твой. В ход идет все грязное: травля, шантажи, компроматы, подставы. Они имеют тебя, когда ты в этой сраной неустойчивой точке.
-Так для вас такой точкой стала ситуация с увольнением?
Он помолчал, пробуя на вкус третью кружку пива, на неухоженных прокуренных усах осталась пена, он не утруждался ее убрать.
-Все началось намного раньше, - сказал он.
-Все равно не понимаю, - сказала я, - не понимаю, что хотите этим самым сказать. Вы умный, опытный журналист... Да это вообще не ситуация. Что для вас правда? Да какая разница, откуда вас поперли и что говорят, если вы уверены, что дело темное. Правду можно отстаивать в другой газете, либо доказать ее самостоятельно. Бороться, в конце концов! Почему вы не сделали этого? В любой точке неустойчивости можно создать, не знаю, найти противовес. Разве не так?
-Сколько эмоций, - спокойно отреагировал Кулякин, - только в них нет смысла. Люди допускают ошибки и создают, тем самым, свои слабые места.
-Так была ошибка или все-таки был черный BMW?
-Это не имеет никакого значения.
-Ну как же.
Кулякин посмотрел прямо мне в глаза. В его проницательном взгляде я, наконец, увидела то, чего не могла до сих пор осознать. В нем ясно читалась смертельная тоска и усталость. Он давно потерял смысл в жизни, устал бороться, устал от всего, и та ситуация лишь толкнула его к пропасти. Как он говорил – точка неустойчивого равновесия. Он оказался в ней, и все понеслось к чертовой матери. И все же, до самого дна он не скатился, у него была работа, стабильная зарплата – гроши, а значит он был жив, пока еще боролся.
-Мне тогда позвонили, - неожиданно выдал Колякин, он наклонил пивную кружку и принялся разглядывать ее, словно видел впервые.
-Опять я вас не понимаю, - сказала я.
-Был звонок, кто-то хотел поквитаться с его папашей, но потом все изменилось, ветер подул в другую сторону, - он облизнул сухие губы, - я дам тебе одну наколку, в той тачке была девчонка из одного танцевального клуба, не помню названия. И если упрешься, то найдешь ее.
Он влил в себя остатки пива, белки его налились кровью, он чувствовал, что с ним происходит невидимая для алкоголика трансформация, и решил поскорее убраться.
Он ушел не попрощавшись. Я еще некоторое время размышляла над его словами и, если я его правильно поняла, в черном BMW был ключевой свидетель – девчонка из клуба, которая знает, что произошло год назад на улице Маяковского. Название ночного клуба я знала, поэтому незамедлительно решила его навестить.
Перед тем как заглянуть в клуб «Панама», я позвонила Вере, моей подруге, предложила составить мне компанию. Ночную жизнь она знала не понаслышке.
В ожидании подруги я покрутилась перед зеркалом, в профиль, спиной, чуть шею не свернула, разглядывая в отражении все свои сто восемьдесят сантиметров на каблуках. Волосы цвета меди, чуть пухлые губы – увлажнены помадой «Givenchy», цвет – розовая пастель с матовым оттенком. Выровняла тон СС - кремом, чуть подрумянила щеки. Даже не знаю для чего мне такой соблазнительный образ. Может потому, что мне двадцать семь, и я сто лет не была в ночных клубах.
Чтобы вечер задался, Вера принесла бутылку шампанского. Посвящать Веру в свои дела я не стала, она никогда не была в восторге от моей
