бегство его подтолкнула советская интервенция в его страну. Он описывает, как его отдел, созданный по советскому образцу, осуществлял различные активные мероприятия на чехословацкой территории. Сюда относятся строительство ложных ракетно-пусковых комплексов с целью обмануть западные разведки относительно ядерной ударной мощи советского блока или выдача информации о том, что якобы на дне Богемского озера обнаружен секретный список нацистских агентов, после чего начинают нервировать Бонн настоящим компроматом из московских архивов.
Биттман также рассказал о соучастии его отдела в советских акциях за рубежом: в пропагандистской кампании правого сенатора Барри Голдуотера в 1964 году, когда сенатор был кандидатом в президенты США, или, например, попытки приобрести для Советского Союза «агентов влияния» среди западных журналистов и даже парламентариев. Это свидетельство произвело впечатление, и ЦРУ воспользовалось им в качестве предлога для опубликования списка советских подставных организаций по всему миру и советских пропагандистских кампаний вроде кампании против американской так называемой «нейтронной бомбы» в конце 70-х годов. Кампания, которая, по оценкам, обошлась русским более чем в сто миллионов долларов, оказалась дорогой, но завершилась громким успехом. Американцы отказались от планов создания этого оружия в качестве уступки тому, что президент Картер назвал «спонтанной волной возмущения во всем мире» против оружия, которое убивает людей, сохраняя здания. На самом деле это было оружие поля боя, предназначавшееся для вывода из строя экипажей танков с помощью повышенной, но кратковременной радиации, и оно было призвано нейтрализовать огромный перевес Варшавского пакта над НАТО в танках.
И все же эта картина активных мероприятий, написанная Биттманом и сотней других менее ценных источников, представляла собой взгляд извне, из окна, обращенного на Кремль. Насчет картины, написанной внутри, Западу пришлось ждать до одного из октябрьских вечеров 1979 года, когда на коктейле в токийском отеле «Санно» один русский, приглашенный на коктейль, отвел в сторону американского капитана 3 ранга и попросил, чтобы его свели в американскую разведку. Что и было немедленно сделано. Человеком, ломившимся в американскую разведку, оказался майор Станислав Левченко, первый специалист по активным мероприятиям, сбежавший на Запад.
Левченко, которому было тогда 38 лет, всю свою профессиональную жизнь готовился для выполнения одной задачи в одном районе мира. Отец его был ученым-химиком, возглавлял отдел в военном НИИ, получил там офицерское звание и закончил жизнь генерал-майором. Его мачеха (первая жена ученого- химика, еврейка, умерла при родах, когда Станиславу было три года) была детским хирургом. Так что он происходил не из рядовой семьи, и будь его отец человеком не столь строгих принципов, они не жили бы в комнате коммунальной квартиры вместе с семью другими семьями. В 1958 году Левченко поступил в Институт Азии и Африки при МГУ, где изучал японский язык, литературу, историю и экономику Японии. Он заслужил репутацию прилежного ученика, а также любимца женщин. В институте он дважды вступил в брак. Первой его женой была студентка по имени Елена. Брак продержался два года. Ему запомнились леденящие душу рассказы деда Елены, в давние времена землевладельца, о времени, проведенном им в тюрьме на Лубянке в сталинские времена. Потом была студентка архитектуры Наталья. Левченко начал вращаться в московских интеллектуальных кругах. Его новый тесть был членом Академии наук СССР. И от него он многое услышал про сталинскую эпоху, многие родственники Натальи пострадали во время чисток. Рассказы родственников обеих жен сыграли свою роль в конечном выборе Левченко расстаться с режимом.
Но в течение пятнадцати лет после окончания в 1964 году вуза Левченко в различных ипостасях старательно служил этому режиму – все время на основе использования японского языка. На последнем году обучения он три месяца плавал на патрульных судах в Японском море – помогал в допросах задержанных японских рыбаков. В результате после окончания института он попал на скучную работу в Министерство рыбного хозяйства СССР. С этой работы его вытащили через год, когда предложили работу в Советском комитете защиты мира – организации, руководившей деятельностью Всемирного совета мира. Еще через год он стал работать в Советском комитете стран Азии и Африки организацией, целью которой было манипулировать странами «третьего мира» в интересах борьбы с Западом под руководством Международного отдела ЦК КПСС. Одной из его важнейших задач тогда было ведение пропаганды против войны во Вьетнаме и против, конечно, американцев. Левченко позднее писал, что частью этой кампании было склонение американских военнослужащих, проходивших лечение в Японии, к дезертирству с последующей переброской на японских рыболовецких судах в советские территориальные воды.
В 1966 году он был призван для отбытия воинской повинности. Его направили на специальные курсы по ведению разведывательной работы в военное время. Предметом его пристального изучения был английский порт Ливерпуль. Но этот эпизод его деятельности по линии ГРУ был отклонением от его будущего курса. В 1971 году, когда он был одним из официальных представителей своего комитета, КГБ завербовало его в свое самое престижное подразделение – Первое главное управление, занимавшееся разведывательными операциями за рубежом. После обучения – от шифров до боевых единоборств – в школе внешней разведки в населенном пункте Юрлово, расположившейся в подмосковных лесах, он, старший лейтенант КГБ, был направлен на работу в московскую штаб-квартиру разведки. Естественно, по Японии. Для начала ему передали дела на два десятка агентов из всех слоев японского общества, работавших на Советский Союз. Он вступил в соблазнительный мир привилегий. Его зарплата и прочие выплаты составляли более 300 рублей в месяц – примерно вдвое больше того, что получал ученый, учитель или инженер. К этому приплюсовывались 120 рублей Натальи, архитектора- дизайнера, а от её родителей они унаследовали двухкомнатную квартиру.
К этому времени Левченко уже успел увидеть, какие блага может предложить мир за пределами Советского Союза. Его работа в Комитете солидарности позволила ему съездить на конференции в несколько столиц «третьего мира», включая космополитический Каир в 1971 году. Между 1966 и 1974 годами, когда он выехал в командировку по линии КГБ, он не менее двенадцати раз выезжал за рубеж с советскими делегациями. Сотрудник КГБ превращался в
