Голос индейца сделался хриплым, лицо исказилось, глаза выпучились. Очевидно, в душе юноши шла тяжелая борьба. Но вот он успокоился немного и продолжал:
— Ты спас мне жизнь, когда я был мал. Моя жизнь вся принадлежит тебе, о, мой отец!.. Впрочем, я сам туда не пойду. Пойдете только вы двое — ты и комендант. Наш дьявол боится белых людей. Мы отправимся в путь через месяц… Вы возьмите с собой заступы и молотки.
— Молотки-то зачем?
— Видишь ли, отец, золото там не в земле, как в других местах, а в скале.
— В скале?! — вскричали изумленные доктор и комендант. — Мы и не знали, что в Гвиане есть золотоносные жилы.
— Не знаю, что вы называете жилами, но только там есть белые скалы, в которых находят крупные зерна золота. Есть там еще черные скалы, в которых куски золота сверкают, точно глаза тигра. Кроме того, там есть большая пещера, в которой постоянно слышен гул, точно гром, только без молнии… В этой пещере живет дьявол, убивающий тех, кто открывает его тайну.
— А много там золота? — спросил доктор.
— Много. Так много, отец, что ты можешь сделать из него все те вещи, на которые обычно идет железо и чугун, можешь, одним словом, снабдить золотым оружием целый полк солдат, да и то еще останется.
Европейцы с улыбкой слушали этот восторженный рассказ.
— А в какую сторону мы пойдем к этим пещерам?
— Это я тебе скажу, когда вернусь.
— А куда же ты идешь?
— К жене. Она со своим отцом и моим семейством находится в настоящее время недалеко от Пещеры Золотого Демона. Я привезу ее сюда.
— Долго ли ты проходишь?
Индеец стал считать.
— Шесть дней плыть по Марони да два по рукаву ее. Три дня ходьбы лесом. Потом семь гор… это золотые горы… Прощайте, — сказал он вдруг, круто обрывая свои вычисления. — Я вернусь через месяц вместе с женой.
— Подожди, по крайней мере, хоть до рассвета. Ведь теперь темная ночь.
Жак улыбнулся.
— Индеец видит в темноте. Он не боится ее. День — предатель, а ночь хранит тайну. Никто не пойдет за мной по следу… Прощайте.
— До свиданья, дитя мое, до скорого, — сказал доктор, обнимая его.
Комендант проводил индейца до будки часового, так как иначе Жака не выпустили бы из острога, и скоро индеец исчез в темноте.
В остроге все было в порядке. Каторжники спали. Часовые были на своих местах, дозорные ходили кругом и перекликались. Казалось бы, никто не мог подслушать разговора коменданта, доктора и индейца.
На самом деле случилось иначе. Один человек, спрятавшись в кустах (ведь дело происходило в саду), подслушал разговор.
По окончании его, когда индейца провожали до будки, этот человек, пользуясь темнотой, быстро побежал вперед и значительно опередил индейца, который шел к своей лодке, привязанной у берега. Затем подслушивавший остановился и тихо свистнул сквозь зубы. Из-за манговых деревьев вышли два человека.
— Тише! — скомандовал он им. — Вот он, берите его, только без малейшего шума. Речь идет о нашей жизни.
Только что бедный индеец сказал: «День — предатель, а ночь хранит тайну», как стечение обстоятельств уже приготовило ему суровое опровержение.
Будь он в лесу, он остерегся бы, и, наверное, его не смогли бы захватить врасплох. Но мог ли он опасаться засады так близко от острога, на ровном месте?
Таким образом, прежде чем он успел вскрикнуть, чья-то железная рука схватила его за горло, так что он захрипел. В один миг его связали и заткнули ему рот. Кто-то взвалил пленника на плечи и быстро понес по тропинке, которая шла по берегу Марони и терялась в лесу.
Убедившись, что их никто не преследует, злоумышленники пошли тише и вскоре прибыли к реке, не произнеся за все время ни единого слова.
— Где лодка? — спросил тот человек, который нес индейца.
— Вот она, — отвечал один из двух его товарищей, схватив за лиану, к которой была привязана лодка.
Из-за густых водорослей показался темный контур пироги.
Индейца положили в лодку.
— Ну, живее, за весла! Готово?
— Готово.
— В путь!
Лодка тихо отплыла от французского берега и направилась к голландскому, к которому вскоре приблизилась, но не причалила, а остановилась на
