некотором расстоянии и стала как будто чего-то ждать.
Один из злоумышленников несколько раз резко свистнул и стал ждать ответа на свой сигнал. Прошло несколько минут, а ответа не было. Тогда он свистнул еще раз и опять терпеливо подождал. Через четверть часа послышался чей-то грубый голос, словно исходивший из-под земли:
— Кто идет?
— Беглые каторжники! — был ответ.
— Причаливай.
Свистевший причалил пирогу, взвалил индейца себе на плечи и вышел из лодки на маленькую, узкую косу. Сообщники молча последовали за ним.
— Кто ты такой? — произнес опять прежний грубый голос, и при слабом свете звезд сверкнуло дуло ружья.
— Это я, Бенуа, Тенги, слуга коменданта, со мной Бонне и Матье.
— Держал бы ты лучше язык за зубами и не называл бы меня по имени.
— Что верно, то верно, вождь. Не буду.
— В добрый час. Ступай в хижину.
Неужели этот отшельник, живший в уединенной хижине, точно хищный зверь в берлоге, был тот Бенуа, которого десять лет тому назад мы видели в остроге в мундире надзирателя? Неужели это тот самый Бенуа, грубый палочник, мучитель Робена? Каким образом он сделался теперь сообщником каторжников? Отчего он с ними запанибрата?
Вот уже четыре года, как Бенуа выгнали со службы. За что — говорить излишне. Читатель уже знаком с характером деятельности этого господина и легко поймет, что он давно заслуживал своей участи.
С позором вынужден был он оставить Сен-Лоранский острог и в одно прекрасное утро скрылся совсем из Сен-Лорана, объявив, что отправляется искать счастье в Суринам.
Он переехал на другой берег Марони, выстроил в лесу хижину и занялся деятельностью самого сомнительного характера. Самым легким преступлением Бенуа была контрабанда.
Втихомолку поговаривали, что он помогал побегам каторжников, что каторжники получали от него оружие и припасы, что, наконец, он сделался их банкиром. Пусть читатель не удивляется этому названию — «банкир каторжников». У всех каторжников есть деньги, а у некоторых даже немалые, по большей части наворованные. Эти деньги пересылаются каторжникам разными таинственными путями; они прячут их в землю или отдают на хранение своим освободившимся товарищам. Редко случается, чтобы каторжники обворовывали друг друга.
Так как быть банкиром воров очень выгодно, то дела Бенуа шли прекрасно. Окружил он себя такой таинственностью, что к нему невозможно было подступиться, и убежище его не было известно никому, кроме сообщников. Днем он никогда не показывался, только ночью.
Приход трех беглецов обрадовал его чрезвычайно. Он сразу понял и оценил всю важность поимки индейца, как только узнал, при каких обстоятельствах и по какому случаю она была сделана.
— Да ведь это находка! — говорил он, заливаясь своим зловещим смехом. — Это целое состояние. Ты молодец, Тенги. Надо по этому случаю выпить по чарочке. Пригубите, господа!
— За твое здоровье, вождь!
— За ваше, мои барашки!.. Рассказывай же, Тенги, каким образом тебе удалось схватить этого молодца.
— Очень просто, — отвечал Тенги. — Ты знаешь, я слуга коменданта. Благодаря этому я пользуюсь относительной свободой. Мне доверяют, потому что через год кончается срок. Я всегда прислуживаю у коменданта за столом и могу слышать многое из разговоров… И, разумеется, я слушаю внимательно. Таким образом, мне удалось подслушать секретный разговор коменданта с доктором. Они на сегодняшний день назначили друг другу свидание. После обеда они ушли в галерею, а я спрятался в цветах за окном и не пропустил ни словечка из их разговора. Когда краснокожий ушел, я поймал его с помощью Матье и Бонне, которых предупредил заранее и поставил на дежурство в манговой аллее.
— Хорошо, отлично! — ехидно загоготал «вождь». — И вы, конечно, первым делом порешили притащить пленника к своему вождю, который всегда дает вам дельный совет?
— Разумеется, — отвечал Тенги, товарищи которого молча кивнули головами.
— И хорошо сделали, друзья мои. Ручаюсь вам, что вы не окажетесь в проигрыше. Мы будем богаты, станем миллионерами; у каждого из нас будет достаточно денег, чтобы купить себе диплом на звание честного человека.
— Но для этого нужно заставить индейца говорить.
