но и богатыми.
Как-то раз вечером Сабин спросила: «Вы будете мюсли на завтрак?». Гости, конечно, согласились. Хитрая немка тут же добавила: «Мы делаем их из цельнозернового риса, так что это скорее рюсли». Утром следующего дня мы увидели на столе кастрюлю с варёным рисом, да таким жёстким, что жевать его приходилось с усилием. Рюсли полагалось заправлять йогуртом и есть вместе со свежими фруктами, но это по сути ничего не меняло: варёный рис оставался рисом. Что ещё хуже, он был плохо промыт, и дважды мне на зуб попадал камешек. Выбор между глотанием недоваренного риса и жеванием с риском сломать коронку был не из лёгких. Пока я сидела, перекатывая рисинки во рту, немцы с натянутыми лицами сосредоточенно поглощали завтрак. Хоть кому-то рис попался без камней!
Эти самые немцы оказались весьма приятными людьми. Его звали Фриц, а её — Ивонн, и им обоим было за пятьдесят. Они были настолько хорошо воспитаны, что не интересовались у Сабин, почему за стоимость номера в хорошем отеле их селят в холодную комнату, и почему постельное белье старое и в пятнах, а также почему их три раза в день кормят рисом за бешеные деньги. К счастью, Сабин не перегибала палку, и один раз на завтрак выставила на стол колбасу и сыр, привезённые из Германии, а на ужин приготовила свинину с луком и картофельный салат, совсем как у них на Родине. Уминая картошку и поблёскивая глазами, Фриц шёпотом признался мне: «Картофель я люблю больше, чем рис. Раз в десять!».
Но потом немцы уехали, а новые гости появляться не спешили. Правда, остановились на одну ночь две девушки из Австралии, но и те прибыли поздно вечером, а уехали спозаранку. И с тех пор мы остались в «Драконьей лодке» совсем одни. Это негативно повлияло на качество кормёжки, но картофель в пакете под раковиной не иссякал, и это нас полностью устраивало. Работа шла своим чередом. Новых бронирований не было, и Сабин откровенно скучала. Но тут знакомые вьетнамцы пригласили немку на вернисаж, а она решила взять нас с собой. Мероприятие проходило в большом банкетном зале. Когда-то здесь была мастерская простого краснодеревщика, но срок аренды земли истекал, и государство не желало его продлевать без выполнения определённых условий. Для получения разрешения на аренду бизнес необходимо было развивать, так что краснодеревщик взял огромный кредит в банке и построил новый дом, банкетный зал, ресторан, чайную, и всё это с шиком и задорого. Мы едва не разинули рты от удивления, когда вместе с Сабин вылезли из такси.
На вечеринку, устроенную для местной богемы, собрались художники, скульпторы, фотографы, дизайнеры и прочие работники творческой индустрии. С вьетнамским антуражем всё это выглядело весьма потешно. Художники сплошь носили очки в толстой оправе, а некоторые ещё и чёрные береты набекрень. Очень модными оказались военные куртки цвета хаки с нашивками армии США. Один бородатый старец, внешне напоминающий Хошимина, расхаживал по залу в синем бархатном пиджаке. Люди оказались гораздо интереснее выставки: картины, которыми были увешаны стены, в большинстве своём были ужасно нелепы, хоть и претендовали на авангард. К одной из них были приклеены носки, изображающие птиц. В целом создавалось впечатление, что народ собрался ради банкета. Большие круглые столы ломились от еды: в центре каждого стояла горелка с супом из целого карпа, а ещё подавали курицу в корочке из клейкого риса, незрелые маринованные фиги, рулетики из козлятины и свежих овощей, больших морских улиток и прочую снедь. Вьетнамцы моментально начали глушить рисовую водку, которую кокетливо называли вином, каждый раз вставая, чтобы чокаться со всеми подряд. Многие подходили, чтобы выпить и пожать нам руки, и почти каждый знал пару слов по-русски, таких как «здравствуйте», «спасибо» или «товарищ». Это было удивительно. Сабин сказала, что для вьетнамцев важно, чтобы окружающий мир знал об их творчестве, и присутствие иностранцев на подобном мероприятии людям нравится.
Наевшись до отвала, мы поспешили покинуть банкетный зал, так как здорово захмелевший народ решил петь в караоке. Те, кто не пел, пошли в пляс, да так бодро, что посрамили бы молодёжь на любой деревенской дискотеке, хоть и не танцевали, а больше топтались на месте, поочерёдно поднимая то руки, то ноги. Сабин общалась со своими знакомыми художниками и вся светилась от счастья, а потом и её потащили петь. Этого мы вынести уже не могли, и пока вьетнамцы не взяли и нас в оборот, устроились в чайной, где и дождались появления захмелевшей и очень довольной немки. Домой уехали на такси. Я спросила Сабин, каким образом краснодеревщик планирует отдавать кредит, в счёт которого, очевидно, была устроена пирушка, но та лишь покачала головой. Вообще, нежизнеспособный бизнес — известное развлечение вьетнамцев. Например, знакомые Сабин взяли кредит, планируя открыть караоке-бар в Ниньбине, да не простой, а для иностранцев. О таких понятиях, как исследование рынка или бизнес-план, они не в курсе, но свято верят, что всё получится. Банк выдал деньги, строительство идёт полным ходом! Никого не смущает, что в Ниньбине уже есть с десяток караоке-баров, а иностранцев больше интересуют карстовые скалы и катание на лодке, чем рисовая водка и пение в нетрезвом виде.
В выходной отправились кататься на лодке и мы. В окрестностях Ниньбиня таких мест немало, хотя большую часть туристов привозят автобусами в раскрученный Тамкок. Там их моментально берут в оборот алчные вьетнамцы, заманивая в свои плавсредства. Проплывая по реке мимо карстовых скал среди многочисленных лодок, практически в толпе, туристы пытаются наслаждаться видами, в то время как лодочники клянчат у них чаевые. Процесс выжимания денег поставлен на поток и доведён до совершенства. Вот одна из уловок: на первой остановке торговки предлагают купить воду и попкорн. Если человек не желает платить тройную стоимость, начинается давление на жалость: «Купи не себе, а лодочнице! Она устала грести и голодна!». Тут уж раскошелится практически любой. Лодочница забирает покупки, но, само собой, не ест и не пьёт. Нераспакованные товары она тут же, нисколько не смущаясь, возвращает торговке обратно, а выручку хитрые тётки делят пополам. Вот другая уловка: если туристы в лодке всё-таки соглашаются отдать определённую сумму, которую у них всю дорогу настойчиво просят в качестве чаевых, в конце поездки оказывается, что заплатить её должен каждый. А в лодке обычно четыре человека!
В менее популярном Чанане катание по сути примерно такое же, но попрошайничества значительно меньше. Мы же по совету Сабин выбрали совсем
