Фрау Квангель назвала адрес фабрики обмундирования.
– А дальше?
– Это все. Правда все, больше я ничего не знаю. Чистая правда, господин комиссар!
– Вам не кажется несколько странным, что невеста сына вообще не навещает свекра и свекровь, даже после смерти жениха не приходит?
– Но это из-за моего мужа! Мы никогда ни с кем особо не общались, а когда начали писать открытки, тем более.
– Опять врете! С Хефке вы начали общаться, когда уже писали открытки!
– Да, верно. Об этом я забыла. Но Отто был против, согласился только потому, что Хефке мой брат. Он вечно ругал родню, вечно ему все не так! – Она печально посмотрела на комиссара. Робко сказала: – Можно вас спросить, господин комиссар?
– Спрашивайте! – буркнул комиссар Лауб. – Кто много спрашивает, получает много ответов!
– Правда ли… – Она осеклась. – Кажется, вчера утром я видела в нижнем коридоре мою невестку… Хефке тоже арестованы, да?
– Опять врете! – Резкий удар. И еще один. – Госпожа Хефке совсем в другом месте. Не могли вы ее видеть. Это вам кто-то наболтал. Кто?
Но фрау Квангель покачала головой.
– Нет, никто мне не наболтал. Я видела невестку издалека. Даже не уверена, что это была она. – Она вздохнула. – Значит, Хефке тоже в тюрьме, а ведь они ничего не делали и ни о чем не знали. Несчастные люди!
– Несчастные люди! – передразнил комиссар Лауб. – Ничего не знали! Все вы так твердите! Но все вы – преступники, и не будь я комиссар Лауб, если не вытяну из вас все кишки, пока не узнаю правду! Кто ваша соседка по камере?
– Я не знаю, как фамилия этой женщины. Называю ее просто Берта.
– И давно эта Берта делит с вами камеру?
– Со вчерашнего вечера.
– Стало быть, это она наболтала вам про Хефке. Признайтесь, госпожа Квангель, иначе я прикажу доставить ее сюда и буду бить при вас, пока она сама не признается.
Анна Квангель опять покачала головой:
– Скажу ли я «да» или «нет», господин комиссар, вы все равно притащите Берту сюда и изобьете. Я видела госпожу Хефке в нижнем коридоре, больше мне сказать нечего…
Комиссар Лауб стремительно отвернулся и громко пукнул прямо в лицо Анне Квангель. Потом опять повернулся и с ухмылкой уставился на нее.
– Нюхните, у меня много таких в запасе, начнете юлить – повторю! – Внезапно он переходит на крик: – Дерьмо вы все! Дерьмо! Сволочи! И я не успокоюсь, пока всех вас, гадов, не урою! Всех! Всех! Дежурный, Берту Купке сюда!
Некоторое время он запугивал и бил обеих женщин, хотя Берта Купке сразу призналась, что рассказала Анне Квангель про госпожу Хефке. Раньше она сидела в одной камере с госпожой Хефке. Но комиссару Лаубу этого было мало. Он хотел в точности знать каждое сказанное ими слово, а они ведь всего- навсего, по женскому обыкновению, поделились друг с дружкой своими бедами. Комиссар же всюду чуял заговоры и государственную измену и не переставал бить и задавать вопросы.
В конце концов рыдающую Купке снова отволокли в подвал, и Анна Квангель снова осталась единственной жертвой комиссара Лауба. Она так устала, что слышала его голос как бы из дальней дали, его фигура расплывалась у нее перед глазами, а удары уже не причиняли боли.
– Так что же случилось? Почему так называемая невеста сына перестала к вам заходить?
– Да ничего не случилось. Мой муж не хотел никаких гостей.
– Вы же признали, что он согласился на визиты Хефке.
– Хефке были исключением, потому что Ульрих мой брат.
– А почему Трудель больше не заходила?
– Потому что мой муж не хотел.
– И когда он ей об этом сообщил?
– Да не знаю я! Господин комиссар, я больше не могу. Дайте передохнуть полчасика. Ну хоть пятнадцать минут!
– Только когда признаетесь. Когда ваш муж запретил девице приходить?
– Как только погиб сын.
– Ну вот! И где это было?
– У нас в квартире.
– Чем же он это объяснил?
– Просто сказал, что впредь не хочет общаться. Господин комиссар, я правда больше не могу. Десять минут!
– Ладно. Через десять минут сделаем перерыв. Так чем ваш муж объяснил, что Трудель больше не должна приходить?
– Он больше не хотел общаться. Мы ведь уже задумали писать открытки.
