– Не говори об этом сейчас. Не здесь, не на улице. – Но потом все же нехотя добавляет: – Я выбрал дом на Грайфсвальдерштрассе.
– Нет, – решительно возражает она. – Не надо, Отто. Ты сделаешь ошибку.
– Идем! – сердито бросает он, потому что она остановилась. – Я же сказал, не здесь, не на улице!
Он идет дальше, она следом, упорно настаивая на своем праве иметь собственное мнение:
– Не так близко от нашей квартиры. Если эта штука попадет им в руки, они сразу возьмут под наблюдение наш район. Давай пойдем на Алекс[20]…
Он призадумывается. Пожалуй, она права, нет, даже наверняка права. Ничего нельзя упускать… И все же внезапное изменение планов ему не по душе. Если они теперь пойдут на Алекс, времени останется в обрез, а ему никак нельзя опоздать на работу. Да и подходящего дома на Алексе он не знает. Домов там, конечно, много, но подходящий нужно найти загодя, а искать лучше в одиночку, без жены, она будет только мешать.
Немного погодя, совершенно неожиданно, он решается:
– Ладно. Ты права, Анна. Идем на Алекс.
Она искоса взглядывает на него, с благодарностью. Какое счастье, что он внял ее совету. А раз уж он доставил ей такую радость, не стоит просить его еще и о другом, о том, чтобы пойти в дом вместе с ним. Ладно, пусть идет один. Ждать будет страшновато, но, собственно, почему? Она ни секунды не сомневается, что Отто вернется. Он ведь такой уравновешенный, хладнокровный, не даст застать себя врасплох. Даже у них в лапах не выдаст себя, вырвется на свободу.
Пока Анна с такими вот мыслями шагает обок молчаливого мужа, они уже выходят с Грайфсвальдер на Кёнигштрассе. Она так погрузилась в размышления, что не заметила, как настороженно взгляд Отто Квангеля скользил по домам. Внезапно остановившись – до Александерплац еще довольно далеко, – он говорит:
– Ты пока посмотри на витрины, я скоро вернусь.
И он пересекает мостовую, направляясь к большому светлому конторскому зданию.
Сердце у Анны колотится все чаще. Она хочет окликнуть его: «Нет, нет, мы же договорились – на Алексе! Побудем еще немного вместе!» И: «Скажи мне хотя бы “до свидания”!» Но дверь подъезда уже закрылась за ним.
С тяжелым вздохом она оборачивается к витрине. Однако ничего там не видит. Прислоняется лбом к холодному стеклу, перед глазами искры. Сердце стучит так быстро, что она едва может дышать, вся кровь словно бросилась в голову.
Значит, я все-таки боюсь, думает она. Господи, он не должен заметить, что мне страшно! Иначе никогда больше меня с собой не возьмет. Да и боюсь я не по-настоящему… Я боюсь не за себя. Мне страшно за него. Вдруг он не вернется!
Невольно она все-таки смотрит на конторское здание. Дверь открывается, люди входят и выходят; почему же Квангель не идет? Он отсутствует уже минут пять, нет, десять. Почему мужчина, только что вышедший из подъезда, так спешит? Может, собирается вызвать полицию? Неужто Квангеля схватили, в первый же раз?
О, я не выдержу! Что он затеял?! Думала, это пустяк! Раз в неделю, а когда он будет писать по две открытки, целых два раза в неделю рисковать жизнью! И ведь он не захочет все время брать меня с собой! Уже нынче утром я заметила, мое присутствие ему не по душе. Он будет ходить в одиночку, в одиночку будет разносить открытки, а потом сразу пойдет на фабрику (или, может, никогда больше не пойдет!), а я буду сидеть дома и ждать его, изнывая от страха. Чует мое сердце, этому страху конца не будет, я к нему никогда не привыкну. Вон идет Отто! Наконец-то! Нет, это не он. Опять не он! Пойду за ним, прямо сейчас, пусть злится сколько угодно! Наверняка что-то случилось, его нет уже четверть часа, невозможно долго! Пойду искать!
Сделав три шага в сторону здания, она поворачивает назад. Становится у витрины, рассматривает выложенный товар.
Нет, не пойду, не стану искать. Не могу я в первый же раз так сплоховать. Я ведь только воображаю, будто что-то случилось, – народ-то входит и выходит, как обычно. Да и Отто пробыл там наверняка не четверть часа, а меньше. Посмотрю-ка лучше, что здесь в витрине. Бюстгальтеры, пояски…
Квангель меж тем вошел в конторское здание. Он так быстро принял решение только потому, что рядом была жена. Она выводила его из равновесия, внушала тревогу, каждую секунду могла вновь заговорить «об этом». В ее присутствии ему не хотелось искать долго. Наверняка она опять заговорит о том же, предложит вот этот дом, а вон тот отвергнет. Нет уж, хватит! Лучше зайти в первый попавшийся, пусть и не самый подходящий.
Дом и оказался не самым подходящим. Светлое, современное конторское здание, уйма фирм, но зато и вахтер в сером мундире. Равнодушно глянув на него, Квангель проходит мимо. Он готов ответить на вопрос, куда направляется, запомнил, что у адвоката Толля контора на пятом этаже. Но вахтер ни о чем не спрашивает, разговаривает с каким-то господином. Лишь бросает на Квангеля равнодушный, беглый взгляд. Квангель сворачивает налево, собирается подняться по лестнице, но слышит урчание лифта. Надо же, новое упущение: не учел, что в таком современном здании есть лифты, а значит, по лестницам мало кто ходит.
Однако Квангель продолжает подниматься по лестнице. Мальчишка-лифтер подумает: старикан не доверяет лифтам. Или решит, что ему на второй этаж. Или вообще не обратит внимания. Так или иначе, лестницы здесь не в чести. Он уже на третьем этаже, а навстречу попался только мальчишка- курьер, с пачкой писем в руке промчавшийся вниз по ступенькам. На Квангеля он даже не посмотрел. Открытку можно оставить где угодно, но Квангель ни на миг не забывает про лифт, сквозь блестящие стекла которого его в любую минуту могут увидеть. Надо подняться повыше, а лифт должен уйти вниз,
