Шрёдер?
– Так точно, господин комиссар!
– Ладно, Шрёдер! Сдадите отчеты, и больше вам не придется работать по этому делу, ну разве что ответите на вопросы в суде или у нас в гестапо… – Он задумчиво смотрел на подчиненного. – Вы давно в ассистентах, господин Шрёдер?
– Три с половиной года уже, господин комиссар!
Во взгляде «легавого», устремленном на комиссара, сквозило трогательное волнение.
Но комиссар только обронил:
– Что ж, пожалуй, пора, – и вышел из участка.
На Принц-Альбрехтштрассе он незамедлительно попросил о встрече со своим непосредственным начальником, обергруппенфюрером СС Праллем. Ждать пришлось почти целый час; не то чтобы господин Пралль был очень занят, хотя нет, пожалуй, все-таки как раз
Комиссар ждал, не выказывая нетерпения, хотя в этот день ему предстояло еще много дел. Он знал, что такое начальство вообще и этот начальник в частности. Торопить бесполезно, хоть пол-Берлина гори огнем – если начальник желает напиться, то будет пить, и точка. Так-то вот!
Через часок Эшериха все-таки впустили. Кабинет с явственными следами попойки выглядел весьма расхристанно, как и сам и господин Пралль, побагровевший от арманьяка. Однако ж он благосклонно сказал:
– Прошу, Эшерих! Налейте себе бокальчик! Плоды нашей победы над Францией: настоящий арманьяк, в десять раз лучше коньяка. В десять? В сто! Почему вы не пьете?
– Извините, господин обергруппенфюрер, у меня сегодня еще масса дел, нужна ясная голова. Кстати, я уже отвык от выпивки.
– Да бросьте, отвык! Ясная голова, пустые отговорки! На что вам ясная голова? Поручите свою работу кому-нибудь другому, а сами хорошенько выспитесь. За нашего фюрера, Эшерих!
Эшерих выпил – иначе нельзя. Выпил и второй раз, и третий, думая о том, до какой степени компания плюс спиртное меняют человека. Обычно Пралль был очень даже ничего, и вполовину не такой мерзавец, как сотни других черномундирников, что кишат вокруг. Обычно Пралль слегка тушевался, ведь, по его собственным словам, его сюда «командировали», и он далеко не всегда и не во всем чувствовал себя вполне уверенно.
Однако под влиянием сотоварищей и спиртного становился таким же, как они: непредсказуемым, жестоким, вспыльчивым и готовым тотчас искоренить любое инакомыслие, даже самое пустяковое, вроде другого взгляда на распитие шнапса. Откажись Эшерих выпить, и пиши пропало, все равно как если бы он упустил закоренелого преступника. Да по сути, отказ еще непростительнее, ведь то, что подчиненный пьет не так много и не так часто, как хочется начальнику, граничит с личным оскорблением.
Вот почему Эшерих чокался и пил, чокался и пил.
– Ну, как дела, Эшерих? – наконец спросил Пралль, цепляясь за стол и пытаясь из-за него подняться. – Что у вас там?
– Протокол, – ответил Эшерих. – Составленный лично мной по делу Домового. Будет еще несколько отчетов и протоколов, но этот самый важный. Прошу, господин обергруппенфюрер.
– Домовой? – переспросил Пралль, усиленно соображая. – А-а, тот, с открытками. Стало быть, Эшерих, придумали что-то, как я приказал?
– Так точно, господин обергруппенфюрер. Не желаете ли прочитать протокол, господин обергруппенфюрер?
– Прочитать? Не-ет, не сейчас. Попозже, пожалуй. Зачитайте-ка его вслух, Эшерих!
Однако после первых трех фраз он прервал чтение:
– Давайте еще по одной. Ваше здоровье, Эшерих! Хайль Гитлер!
– Хайль Гитлер, господин обергруппенфюрер!
Осушив свой бокал, Эшерих продолжил чтение.
Но тут крепко захмелевший Пралль затеял забавную игру. Всякий раз, как Эшерих прочитывал три-четыре фразы, он прерывал его тостом, и Эшерих, выпив, опять, хочешь не хочешь, начинал сначала. Пралль упорно не давал ему дочитать первую страницу, все время перебивал новым тостом. Хоть и был вдрызг пьян, он видел, что происходит с комиссаром, видел, как ему неприятен забористый напиток, видел, что ему уже раз десять хотелось отложить протокол и уйти (да катись ты куда подальше!), но он не осмеливался, поскольку имеет дело с начальником, – как он юлит, как старается скрыть злость.
– Ваше здоровье, Эшерих!
– Покорнейше благодарю, господин обергруппенфюрер! Ваше здоровье!
– Ну, читайте дальше, Эшерих! Хотя нет, лучше сначала. Одно место мне еще не вполне ясно. Всегда был тугодумом…
И Эшерих читал. Да, сейчас его изводили точно так же, как двумя часами ранее он изводил тщедушного Клуге, и, как и тот, он тоже изнывал от желания выйти за дверь. Но приходилось читать, читать и пить, пить и читать, пока у начальника не пропадет охота. Он уже чувствовал, как голова наполняется
