один, прошел он в комнату, где происходила сцена с лакеем и горничною. Там уже дожидался его хозяин гостинницы.
– Что нового, Шарфер? спросил он.
– Йозеф хочет видеть вас по какому-то важному делу. Он давно здесь. Уверены ли вы в нем? Его видели несколько раз подле дома президента полиции.
– Он не изменит, я уверен в нем. Позовите его сюда, отвечал Бранд. – Не думал я видеть тебя здесь так скоро, Йозеф, сказал он вошедшему лакею графа Форбаха: – ведь мы расставались с тобою на-долго.
– Я уже несколько дней прихожу сюда, чтоб видеть вас; но вас не было.
– Значит, у тебя важное дело до меня?
– Очень-важное. В пятницу у моего господина был его приятель, живописец Эриксен. Они говорили о загадочном человеке, который принят в лучшем обществе, но поступки которого подозрительны.
– О ком же это? спросил Бранд, не показывая и тени беспокойства, которое овладело им при этих словах.
– О бароне Бранде… сказал Йозеф, запинаясь, и вдруг упал к ногам своего собеседника: – простите меня! я узнаю вас, несмотря на ваш парик и бороду! вам грозит опасность!
– Барону Бранду грозит опасность, а не мне; не смешивай нас, отвечал его собеседник так спокойно, что Йозеф едва не усомнился в своей догадке: – собственно говоря, я мало забочусь о бароне Бранде. Однако, продолжай.
– Они говорили, что вы часто бываете в доме, где воспитывается какой-то мальчик…
– Я бываю в этом доме? О каком доме ты говоришь?
– Простите, пусть не вы, пусть барон Бранд будет человек, за которого я боюсь. Они говорили, что в этом доме будет произведен полициею обыск и что он назначен именно сегодня. Теперь я узнал, что обыск произведен.
– Как? вскричал Бранд, не в силах будучи удержать своего волнения: – произведен обыск?
– Да, произведешь обыск, и полиция нашла в этом доме ребенка, молодого человека, который был у него гувернёром и знатную даму, супругу генерала Вольмара.
– Боже! нашли мою сестру? Сестра моя погибла, говоришь ты? с отчаяньем вскричал Бранд, схватив руку Йозефа. И глаза его помутились, взгляд его был похож на страшный взгляд помешанного. Но через минуту он опомнился от ужаса, и сказал, тяжело переводя дух: – что ж ты скажешь мне еще? Что далее, что было далее?
– Майор Сальм был сейчас у моего господина, и они говорили об этом неожиданном случае. Они осуждали директора полиции за такой скандал, хотя, они говорили, это сделано по просьбе её мужа. Я ходил к этому дому. Он окружен полициею. Мне кажется, что и Лисья Нора скоро будет окружена полицейскими. Я заметил несколько подозрительных фигур, когда проходил сюда.
– Иди же отсюда, Йозеф. Ты мне теперь не поможешь, только погубишь себя, если тебя поймают со мною. Благодарю тебя.
Хозяин гостинницы вбежал с испуганным лицом:
– Полиция окружила наш дом, сказал он: – вы погибли. Вход, который был известен только вам, замечен полициею.
Близость опасности возвратила Бранду всю твердость духа.
– Посмотрим еще, сумеют ли они захватить меня, сказал он голосом, почти совершенно-спокойным. – Мне нельзя теперь у идти моим обыкновенным тайным ходом: попытаюсь уйти по парадной лестнице. Мы дадим буфетчице сигнал повернуть кран и погасить газовые рожки. Потом в темноте вы побежите вниз по лестнице, натолкнетесь на людей, которые стоят у входа, а я буду идти следом за вами, и, почему знать? быть-может, мы проведем этих хитрецов. Смелее же, и все кончится счастливо.
Он дернул шнурок, висевший у камина, и через минуту погасли все газовые рожки в доме. Хозяин гостинницы поспешно пошел к главному входу, стуча и бранясь на неисправность газовой компании, которая не смотрит за исправностью газопроводных труб. За ним шел Бранд, ступая так легко и осторожно, что самое чуткое ухо не расслышало бы шагов его. Внизу лестницы, лишь-только хотел хозяин гостинницы переступить порог крыльца, двое сильных людей схватили его. Он повалился с страшным криком, как-бы от испуга, и увлек их за собою; в тот же миг с необычайною легкостью перепрыгнул через них Бранд, и быстро пробежав через улицу, оглянулся. Люди, стоявшие у дверей, еще не успели освободиться от хозяина гостинницы, боровшагося с ними и напрасно старались подняться на ноги, но четверо других, стоявших в резерве, бежали, чтоб схватить его: они были только в двадцати шагах. «Четверо – защищаться невозможно!» и он бросился бежать. Он, как вихрь, летел по пустым улицам предместья, но не отставали от него преследователи. Он чувствовал, что силы начинают изменять ему; и близки уже были, наполненные прохожими, ярко-освещенные улицы богатой части города, где погибель была неизбежна… но зоркость глаз спасла его: он заметил непритворенную калитку, которая вела в сад: делом одной секунды было для него броситься в нее, притворить ее за собою и задвинуть засовом. Беглец очутился в саду, принадлежавшем к дому директора полиции.
Он вздохнул свободнее: теперь, быть-может, он и спасется.
Он стал прислушиваться к тому, что будут делать его преследователи. Они остановились, добежав до места, где он исчез, и в недоумении осматривали каждый шаг стены, пока нашли калитку.
