провода, следователь изменился в лице, побледнел, угодливо изогнулся. Повесив через несколько минут трубку, он обернулся к Батяне:
— Вот что, мужик! В мои дела не лезь! Забирай дочь из морга, хорони. Понадобишься мне — вызову, а без повестки сюда не ходи. Увижу, что ошиваешься здесь без приглашения — арестую за вмешательство в ведение следствия. Давай отсюда!
Девушек хоронили в закрытых гробах. Немногочисленная родня и соседи провожали их в последний путь. Одноклассники получили аттестаты об окончании школы и теперь готовились к вступительным экзаменам. Приехали давние друзья Батяни: депутат городской думы Андрей Кудрин и городской прокурор, которого уже много лет подряд и друзья, и враги звали Степанычем. Они-то и помогли пробить место на элитном кладбище. Сначала для майора Безруковой, а теперь для Любаньки. Хоть и имели друзья «вес в обществе», да большой бой пришлось им выдержать с местным начальством различных рангов, чтобы похоронить девушек в этом месте. «Здесь хоронят только людей, имеющих заслуги перед городом», — таков был аргумент власть державших. А «особо заслуженные» занимали на кладбище почетные места. Под роскошными памятниками из мрамора и лабрадора лежали преступные авторитеты, под более скромными обелисками — командира «среднего звена» — «бригадиры», под дубовыми крестами — рядовые члены банд — «быки». Всех их Степаныч знал лично. Кого-то неоднократно «сажал», кого-то не смог привлечь за недостаточностью улик, кого-то выпустили под залог по решению судей.
— Все бы они еще могли жить, — шепнул он Андрею. — Вот Женька Люфанов, по кличке Люфа. Его шестого августа прошлого года из зала суда освободили. В тот же день был убит собственными телохранителями. Витя Верткий числился президентом научно-технической корпорации, а слово ключ писал через «у», «ща», да еще с мягким знаком на конце. Он в свое время хотел прибрать к рукам фирму звукозаписи — расстреляли на пороге собственной виллы. Тогда конкурент киллеров-гастролеров из другого города нанял. Не прошло и полгода, его самого эти же киллеры и «загрохали». А заказчик — вон лежит: кандидат технических наук, совладелец этой фирмы.
После похорон к Леониду Григорьевичу подошла девушка — ровесница Любаньки. Батяня узнал в ней Лену Ясеневу, давнюю подружку дочки. Лена, как и Любанька, лишилась матери пару лет назад. Та умерла от рака. Девушки вместе посещали конноспортивную школу. Потом Лена бросила учиться, поскольку ее отец был безработным, и нанялась на конную ферму к новому русскому. Она занималась выездкой лошадей и ухаживала за ними. Девушка рассказала, что несколько дней назад обнаружила в лесопарке, где выезжала лошадей, груду окровавленной мужской и женской одежды.
— По-моему там и любины вещи были, — сказала девушка. — Я в милицию пошла, но меня оттуда прогнали. Говорят, нам преступников ловить надо, а не в мусоре копаться.
— Поехали! — повел ее к машине Леонид Григорьевич.
Мрачная низина в глубине лесопарка была завалена ворохами перепачканного кровью, спермой и мочой мужского и женского белья. Попадались там и лежавшие с зимы кожаные крутки, «джинсуха». Вооружившись палкой и большим пластиковым пакетом, Леонид Григорьевич рылся в этих ворохах. Довольно скоро он наткнулся на салатные трусики с любиной монограммой. Рукоделие было дочкиным «коньком». Она расшила монограммами не только свое белье, но постаралась и для подруг. Узнал Батяня дочкину руку на паре бюстгальтеров и надиной маечке, нашел ирину юбку в разводах спермы. Из той же кучи Леонид Григорьевич отобрал кое-что из мужского. С этими находками он приехал к Степанычу и застал там Андрея Кудрина.
— Я забираю дело в городскую прокуратуру, — принял решение Степанач. — Подключу к нему Максима Завалишина. Им раскрыты десятки сложнейших преступлений. Дело беру на свой личный контроль. Вот бумага. Пиши жалобу на местные следственные органы. Закон — есть закон! Без твоего заявления я не могу что-либо предпринять.
— А я напишу депутатский запрос, — вытащил из «кейса» бланк Андрей Кудрин. — Сегодня же дело будет передано в городскую прокуратуру.
Среди ночи Батяню разбудил телефонный звонок.
— Зря ты, мужик, не за свое дело взялся, — узнал он голос нагловатого следователя.
Утром позвонила Лена Ясенева. Она сказала, что в лесопарке орудовали парни. Они собрали всю одежду и куда-то увезли. Девушка сказала, что знает этих молодых людей. Некогда они все вместе учились. Но потом ребята бросили школу и теперь все ходят в «быках». Назвала Лена имена: Анатолий Буров, Михаил Царько, Андрей Рассказов.
— Знакомы все лица, — раскинул перед Батяней фотографии Максим Завалишин. — Буров и Царько числятся в бегах, подозреваются в убийстве. И того, и другого неоднократно задерживали за разные дела, но адвокаты добивались их освобождения под залог. До того эти парни обнаглели, что месяц назад в полдень их выпустили, а вечером они заезжего коммерсанта насмерть забили. Рассказова затянули в их группу сравнительно недавно. Он пока у нас проходит как свидетель. Хотя не удивлюсь, если на него тоже что-нибудь откопаем. Парень здоровый, занимался кик-боксингом, последнее время болтается без дела. Такие легко попадают в преступные группировки.
— У вас уже есть какая-нибудь версия? — спросил Безруков.
— Версий, как всегда, несколько. Но я больше склоняюсь, что это — ритуальное убийство, совершенное членами религиозной секты. Вот смотрите, — Максим достал несколько фотографий. — Наши сотрудники получили эти фотки, когда дело еще не было «утеряно». У всех девушек раны между грудей оставлены кинжалом с двумя клинками. Это — ритуальное оружие. Им, как правило, не умерщвляют жертву. Из ран, нанесенных таким оружием, пьют кровь. В лесопарке найдено свыше двух десятков тел, преимущественно женских, с идентичными ранениями.
