отменяется большинство концертов и спектаклей, и если так пойдёт дальше, скромные артисты вроде меня вообще не смогут к вам приезжать. Мне пришлось отказаться от гонорара только для того, чтобы не попасть в число отменённых исполнителей. Я сочувствую вам, сочувствую тому, какие непомерные цены вам приходится здесь платить за всё, но поскольку я играю сегодня бесплатно, буду это делать для вас с удовольствием. Однако по той же причине буду требовать от вас внимания, поддержки и любви».

Люди смеялись, аплодировали, спектакль прошёл чудесно, без единого телефонного звонка.

Ханты-Мансийск по-прежнему аккуратный, но абсолютно остановившийся в развитии. Всё то, что восхищало двенадцать лет назад, теперь выглядит обычным и даже начинающим ветшать. В городе, очевидно, пропала, исчезла идея быстрого и активного развития. У людей улетучилась гордость за свой особенный город, они утратили спесь жителей самого продвинутого, богатого и лихого региона, им больше нечем хвастаться, а именно эта гордость, спесь и возможность хвастаться давала им возможность радостно жить в их крайне суровом и весьма враждебном для человека краю и климате.

Люди в Ханты-Мансийске жаловались, вспоминали прежние сытые времена. Все они хотят уехать, многие особо внимательно расспрашивали про Калининград. Однако они тяжело вздыхали, говоря о том, что в ближайшее время им не удастся продать своё безумно дорого некогда купленное жильё.

В Ханты-Мансийске наиболее наглядно и выпукло видны процессы, настроения и смятение, царящие в стране, а также неуёмная жадность тех, кто привык к денежным цифрам прежних сытых времён и неспособен, не в силах от них отказаться в пользу блага других людей, благоразумия и реальности сегодняшнего момента.

Улетал из Ханты-Мансийска грустный. Улетал из аэропорта, который когда-то поражал воображение, а теперь – просто ничего особенного.

28 июня

Я не футбольный болельщик, я вообще не спортивный болельщик. Мне спорт в известной степени безразличен как таковой. Если я за кого-то переживаю или болею, так только за людей. Давно я так не болел и не переживал, как за команду Исландии в матче с командой Англии. Очень давно! С юности. С тех самых пор, когда весь мир восхищался и болел за легендарную команду Камеруна на давнем чемпионате мира.

Во время матча получал множество сообщений от друзей, приятелей и даже от брата с папой. Общий смысл был таков: как замечательно, как круто, какое чудо! Болею, как за своих не болел.

Я что-то отвечал, стараясь не отрываться от экрана, и вдруг понял, что болеем-то мы как раз все за своих! Потому что болеем за нормальных и понятных нам людей. Людей, от нас, по своей сути, не отдельных.

Всем хочется чуда! Всем хочется знать, что чудо возможно. Пусть не с нами, но с кем-то. А ещё очень хочется чудо видеть. Радостно, когда в сказке чудо происходит с Иванушкой-дурачком, просто хорошим, добрым человеком, не более, но с ним раз – и произошло чудо. Увлекательно читать романы Вальтера Скотта, особенно те эпизоды, когда невесть откуда появляется никому не знакомый безымянный рыцарь в скромных доспехах и, конечно же, побеждает. Азартно читать про то, как из лесу, в бедном плаще с капюшоном, прячущем лицо, выходит лучник, которого никто не знает, и побеждает знаменитых рыцарей в состязании по стрельбе из лука. В таких случаях вельможи переживают, а народ ликует, радуясь за своего.

Когда вся наша страна и все болельщики в Европе (думаю, даже английские) болели за сборную Исландии, они болели за своих. Они болели за чудо и за игру в футбол. Не за шоу звёзд, не за тренерские разработки и даже не за блестящее выступление, технику и мастерство. Они болели за людей, которые играют… Играют азартно, жизнерадостно, с восторгом от происходящего и даже удивляясь самим себе, мол, ничего себе, вот это да, эвон как у нас получается!

Всякий футбольный болельщик Читы, Сыктывкара, Прокопьевска, Благовещенска или Магадана болел за Исландию, понимая, что эта страна такая же или чуть больше его города, и ему, конечно, хотелось бы, чтобы у его города была такая футбольная команда, которая показывала бы чудеса на глазах у всего мира, а он бы знал всех игроков, потому что он с ними либо учился в школе, либо когда-то играл за школьную команду, либо он его сосед, либо приятель соседа, либо сын маминой коллеги, либо парень дочери. И тогда бы он не пожалел денег и, как огромное количество (от общего числа) исландцев, поехал бы болеть за свою команду. Поехал бы хоть за океан. И там, гордясь своими футболистами, был бы самым очаровательным, весёлым и всем интересным человеком, поскольку он причастен к чуду.

Так что мы, болея за команду Исландии, болели за своих, болели за футбол как за игру, болели за чудо, которое случается.

А наша сборная были не свои. Кому могут быть своими люди, живущие непонятно где, непонятно как. Живущие в странных, неведомых чертогах неведомой жизнью. Люди, про которых говорят в основном не о том, как они сыграли, а о том, сколько им платят. Как можно своими считать людей, которые давно оторвались не только от своих городов, от своей Родины, но и от футбола как от игры, в которых нет азарта, у которых не блестят глаза. Я удивляюсь рекламодателям, которые используют наших футболистов в рекламных целях. Неужели не понятно, что такая реклама будет исключительно антирекламой? Разве наши футболисты свои? Разве могут быть своими люди, которые не любят своих болельщиков, не любят друг друга и не любят футбол?

Наши футболисты на нынешнем чемпионате Европы выглядели как люди, которые вынуждены делать что-то такое, что делать не хочется, а хочется, наоборот, зажмуриться и чтобы всё поскорее закончилось. Они выглядели как люди, которые страшно жалеют, что вписались в это дело, которых вынудили, обязали, заставили, как люди, которые вообще ни на что не надеются. Разве за таких можно болеть? Разве это наши? Разве они свои? Они никому не

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату