пределах. Но эмигрировала, то есть оторвалась, ушла, уехала, улетела. Оторвалась и оказалась в непонятной, неопределённой, неустроенной и весьма унизительной ситуации, в которой от неё мало что зависит.
Но если это так – а это так, – все разговоры наших депутатов и деятелей, перебегающих из одного телеэфира в другой, разговоры и заклинания о том, что мы – братские народы, что нет никого нас ближе и неизбежно сближение и возвращение запутавшейся и обманутой Украины – всё это глупости. Эмигранты не возвращаются.
Когда уезжают, так хлопнув дверью и так сжигая мосты, – не возвращаются. Родными по крови остаются, а по сути – нет.
Эти письма, эти сообщения, эти коротенькие послания говорят о том, что прежних связей не восстановить никогда. Примирение, успокоение придёт, это неизбежно, это закон жизни, но прежнего не будет. Эмигранты не возвращаются.
Они могут с удовольствием приезжать в гости, но только в том случае, если у них там, на чужбине, всё получилось, всё срослось, случился успех, благополучие и богатство. Вот тогда они с удовольствием приезжают с подарками, нарядные.
А если, наоборот, всё плохо или, скажем, не очень хорошо, и уж точно не так, как хотелось и мечталось, они даже одним глазком не заглянут. Они будут смотреть плохие новости, а обратно – ни-ни. Зачем травить и без того истерзанную душу?
В последнюю неделю у меня очень оживилась переписка с моими крымскими друзьями-приятелями. Переписка нерегулярная, она периодически прерывалась и прерывается: то я еду между городами или лечу куда-то, то у них разряжается телефон и нет возможности зарядить, а то попросту отсутствует интернет. А переписка-то идёт всё какая-то остроумная, весёлая, даже жизнерадостная.
Все мои крымские друзья-приятели в Крыму остались, никто за последнее время, после известных событий, не переехал на материк, в Россию или Украину. Знакомые украинские военные моряки теперь либо гражданские, либо моряки российского Черноморского флота. Я перестал с ними активно переписываться по причине их постоянного ворчания, они прямо изворчались после того, как Крым стал российским. Ворчали, мол, хотели совсем другого, кто-то вовсе ничего не хотел менять, кто-то сначала сильно обрадовался, а потом разочаровался, но большинство ворчали по поводу трудностей, высоких цен, гадкого руководства Крыма и тому подобное. То есть нормальное наше ворчание.
Некоторые, те, что потоньше и поумнее, были огорчены тем, что не случилось какого-то особого эксперимента… То есть в общеукраинском убожестве им жить не нравилось, но и в российское безумие не хотелось.
Я прекрасно помню, как многие молодые и передовые мои приятели, граждане ГДР, с радостью прощаясь с соцлагерем, не хотели простого расширения ФРГ на всю территорию большой Германии. Они хотели появления чего-то третьего, чего-то нового.
Короче, я устал от ворчливого нытья моих крымских знакомых, которые периодически пытались ввернуть даже обвинения в мой адрес, такие обвинения, которые, возможно, хотели бы адресовать Путину или России в целом. Их понять можно. Действительно: цены выросли, местные руководители оказались жуликами, демагогами или клоунессами, кризис и прочее, прочее, прочее.
Но в последние дни всё изменилось…
Наверное, многое изменилось ещё в то время, когда под общегосударственную радость группа украинских подонков устроила блокаду Крыма, и бывшие сограждане нынешних крымчан с восторгом смотрели в новостях, как ещё больше поднимаются цены на продукты и каких продуктов в Крыму не хватает. Наверное, тогда уже что-то поменялось бы в тональности писем моих крымских знакомых, когда они посмотрели на мелочную и глупую подлость, а также злорадство на государственном уровне со стороны людей, с которыми они совсем недавно имели одинаковые паспорта. Но мы тогда не переписывались.
А теперь, когда обесточили полуостров, всем тем, кому мог написать в Крым, я, конечно же, написал слова поддержки и поинтересовался, как всё обстоит на самом деле. На что получил массу каких-то весёлых, остроумных и, можно даже сказать, лихих ответов, в которых не было и намёка на уныние, упрёки и ворчание.
Кто-то написал мне, что наконец-то у него нашлось время и силы починить лодку, которую он никак не мог починить последние несколько лет. Кто-то занялся приведением в порядок сада к зиме так, как не делал давно. Большинство говорили, что сначала было очень тревожно, неудобно и даже возникла растерянность. Но потом, так мне писали, возник даже азарт вспомнить какие-то забытые навыки, что-то начать делать руками, как-то и что-то придумывать. Кто-то с гордостью говорил о том, что быстро и ловко сложил уличную печь, хотя прежде этого никогда не делал. Но главное, что написали все без исключения, – дети и они сами вдруг оторвались от компьютеров, оторвались от смартфонов и телевизоров. Вдруг возникли забытые семейные вечера и беседы. Кто-то обнаружил, что в доме много книг, а один приятель написал, что впервые познакомился с соседями, с которыми уже четвёртый год живёт в одном доме.
Процитирую одно из многих писем, получил три дня назад: «Да. Сначала была растерянность у людей. А сейчас смеются. Выживание в экстремальных условиях – это наше любимое. Тренируюсь регулярно. Был период, когда дома не было ничего – ни света, ни газа, ни воды, соответственно и отопления. А сейчас нормально. Многие родители и я тоже находят плюсы: дети оторвались от компов. Я с сыном беседую каждый вечер. Собираемся всей семьёй в одной кровати при свечах и беседуем. Мне нравится».
Те, кто взрывал ЛЭП, те, кто теперь не даёт её починить и восстановить электроснабжение Крыма, просто дураки: подлые, злые, гадкие, многие подонки, но прежде всего – дураки. Если у них и были хоть какие-то демагогические надежды на возвращение Крыма, то про них можно забыть.
