На причале появился Джустиниано в развевающейся меховой накидке. Дож спешно и неуклюже вскарабкался на борт и дрожащими руками обнял свою дочь, спрятав свое лицо в ее волосах. Корно сползло с его головы и упало на мокрую палубу.
Когда Джустиниано наконец почувствовал, что может оторваться от Мательды, он подошел к Бьору и горячо поблагодарил норманна за то, что тот привез домой его дочь живой и здоровой. Дож повторял это снова и снова. Затем повернулся к команде и каждому выразил отдельную благодарность.
Бьор же тем временем достал шкатулку с пеплом святого Марка и поставил ее у ног Джустиниано. Он разрезал веревку, которой была закреплена крышка, и поднялся, предоставляя дожу самому открыть и увидеть свое сокровище.
Удивление и благоговение праздновали свадьбу на лице дожа, когда он открыл шкатулку.
После чего наступило отрезвление.
Вопрошающий взгляд на его лице не требовал слов.
— Это пепел святого Марка. — Мательда опустилась на колени рядом со своим отцом, так близко, что тюленья кожа, из которой были сшиты ее штаны, терлась об одежду Джустиниано. — Маркус был сожжен. Мощей не существует, — покачала она головой.
Неподдельное глубочайшее разочарование во взгляде отца причиняло ей боль.
— Как же я предстану с этим перед своим народом? — обращался тихим голосом Джустиниано к ларцу с пеплом.
— Вообще не проблема. — Это был Бьор. — Пепел неподдельный. Может, он принесет тебе больше благополучия, чем моему отцу. — Он указал на тело Альрика. Мертвый кендтманн, вытянувшись во весь рост, лежал на палубе. Ветер, дувший со стороны лагуны, по-прежнему поигрывал его волосами. Только сейчас Джустиниано заметил мертвеца. Он испуганно посмотрел на Ингвара и Бьора.
Мательда знала, как это горе разрывало души братьев, только их лица выглядели спокойными. Трое мужчин обменялись несколькими словами друг с другом, и Ингвар сунул в руку Джустиниано кусок пергамента, все это время пролежавший в кармане. Дож развернул его и стал читать.
— О, что я вижу! Варвар таки нашел своего господина! — Голос Рустико, как град, обрушился на них. — Бог услышал меня!
На причале выросла массивная фигура Маламокко. На нем развевался плащ черно-серебристого цвета, забрызганный внизу грязью.
Прежде чем кто-то из норманнов успел ответить на этот выпад, прозвучал голос Мательды:
— Мне жаль вас, Рустико!
Эти слова девушки показались Рустико настолько нелепыми, что на пару секунд выбили его из колеи, и его злость потеряла в остроте.
— Итак, где мой брат? — наконец нашелся он, и его вопрошающий взгляд, оторвавшись от Мательды, прошелся по лицам всей команды.
— Он умер, — сочувственно сообщила Мательда. Ведь никто-никто, даже Рустико, не заслуживал потери родного человека.
— Так… Кто его убил? — Рустико попробовал встать в позу обвинителя, призывающего к ответу, но его руки тотчас соскользнули с пояса, а ноги ослабли.
— Смерть твоего брата была справедливой, — с угрюмым прищуром ответил Ингвар и указал на труп Альрика. — Он отравил моего отца.
— Это ложь! — замахал руками Рустико. — Вы убийцы! За это вы будете отданы палачу! Вы все!
— Мы проверим это, — осадил пыл Маламокко Джустиниано. — Сейчас важнее другое, в чем мы должны разобраться немедленно.
— Что может быть важнее, чем убийство моего брата? — удивлению и негодованию Рустико не было предела.
— Безопасность нашего города, — спокойно ответил дож. — И судьба его жителей. У нас в руках обвинение против вас, Рустико: вы собираетесь отдать города лагуны в руки византийцев в обмен на золото и привилегии.
— Клевета! — птицей пискнул Рустико. — Клевета на благородного человека! — Он сделал рукой такой жест, словно что-то выбрасывал. — Даже на целую семью!
— Дож! — Все еще шумно дыша, Рустико решил сменить тон на более спокойный и расчетливый. — Человека низкого звания, который обвинил бы акристократа в таком позорном поступке, немедленно изгнали бы из города, не так ли?
Задумавшись о чем-то своем, Джустиниано кивнул. Его лицо сразу осунулось и постарело.
— Какое же наказание, следовательно, ожидает вашу дочь? Ведь если она не может привести доказательств, подтверждающих это обвинение, вы сами должны будете вынести ей приговор.
— Какое наказание? — переспросил дож, приложив руку к губам. — За ложное обвинение действительно полагается изгнание. А вот за предательство, — достал он из складок своей одежды сложенный пергамент, — должна постигнуть кара намного более строгая. Вот, Рустико, то самое письмо, что вы искали. — Джустиниано поднял его над головой. — Помните? Когда моя дочь выбросила его из окна. Оно наконец нашлось. Давайте же посмотрим, что пишет вам византийский император.
Он медленно раскрыл пергамент и разгладил его пальцами.
— Откуда оно у вас? — Голова Рустико вдруг старчески затряслась, голос стал до невозможности растерянным.
— Капитан Ингвар отдал его мне. Он нашел его той ночью, когда спас мою дочь от двух разбойников.
— Мошенничество! — завопил Рустико. Его губы дрожали. — Он сам его написал, чтобы оклеветать меня.
— В самом деле? — Голос Джустиниано звучал вполне уверенно. — Да будет вам известно, Ингвар всю свою жизнь с младенчества проходил на
