мокрую и теплую, следовало согнуть, для чего плотники зажимали ее между камнями с одной стороны и опорой с другой. При поддержании постоянного тепла через несколько дней доска приобретала нужную форму. Но как же устроить постоянное тепло? Для этого не было условий. Даже если бы Мательда приказала накрыть крышу, холодные руки зимы тянулись отовсюду, особенно из воды, а вода была в лагунных городах практически везде.
Послышался голос Фредегара — он ругался с одним из столяров. Мательда знала, что это недовольство относилось главным образом к ней. Видимо, придется ей все-таки в самые холодные дни отсылать рабочих домой. Корабли, как за время строительства успела понять Мательда, хотят, чтобы их строили с любовью.
Она решительно сняла накидку и повязала себе кожаный фартук.
— Вальделенус! — крикнула Мательда. — Давай соединять другие доски.
Она нашла топор и молоток. Вальделенус удерживал доску у шпангоута, а Мательда загоняла деревянные гвозди молотком в предназначенные для этого отверстия, проделанные в дереве. Правда, хрупкой девушке понадобилось делать ударов раза в три больше, чем крепким ремесленникам, но это было не так важно, каждое движение рук, ведущее к цели, приносило ей радость.
Она срезала кончик деревянного гвоздя, наложила на него деревянную шайбу и стала бить молотком по гвоздю до тех пор, пока колышек не расширился так, что уже не мог больше высунуться.
Та-а-ак, с одной деревянной заклепкой она справилась! Облако пара от дыхания Мательды все чаще вырывалось изо рта. Она с нетерпением нащупала следующую заклепку в недрах фартука, и вскоре стук ее деревянного молотка смешался с визгом пилы и шорохом рубанка.
За этой рабочей музыкой она не услышала стука в дверь. Лишь когда покрытое пылью лицо Вальделенуса появилось с другой стороны доски, стук донесся до ее ушей. Перед низенькой дверью стоял сторож Ямы страха, теперь сам выглядевший живым воплощением неуверенности и опасений.
— Орсо? — сорвалось его имя с языка Мательды, и молоток выпал из руки. — Вы пришли…
— Ты этого не ожидала, да? — спросил стражник. На нем была все та же одежда: чистая коричневая жилетка и столь же чистые штаны — совсем не такие, как у мастера Фредегара.
— Вы правы, — пристыженно ответила Мательда. — Мне пришлось заняться другими делами. — Она задумалась, впускать ли его внутрь. Каждый, кто знал об «Эстрелле», повышал риск того, что об этой судостроительной миниверфи станет известно ее отцу или врагам.
— Ну ладно, приду в другой раз, — кивнул Орсо, но Мательда успела уловить разочарование в его словах. «Чего я боюсь? — спросила она себя. — Если я хочу построить корабль, мне нужен Бьор. А значит, мне нужен Орсо».
— Заходите, — сказала она и освободила проход. — Только будьте осторожны. Мы строим корабль, повсюду может валяться много острого железа.
— Ты мне до сих пор так и не сказал, что написано в том таинственном письме, — напомнил Элиас.
Они с Рустико поднимались по выщербленным ступенькам в зал приема. Молодой раб, опустившись на колени, протирал холодный базальт. Освобождая дорогу обоим мужчинам, он вжался в стену, однако Рустико места не хватило. Он дважды пнул раба ногой, и тот кубарем скатился вниз по лестнице. Это рассмешило Элиаса, и вслед за рабом он отправил еще и деревянное ведро.
— Известие, которого я ждал уже давно, — хрипло отозвался Рустико. — Пусть его содержание тебя не беспокоит. Позаботься лишь о том, чтобы Мательда испугалась и отдала нам письмо.
— А если она его прочла? — задал Элиас вопрос, которого Рустико боялся больше всего.
Об этом он даже думать не хотел. Достаточно уже того, что девчонка слышала, как он проговорился о своих планах сдать города лагуны византийцам. Откуда же ему было знать, что по ту сторону двери, ведущей в его кабинет, подслушивает дочка дожа?
Растопырив пальцы, он толкнул толстую дубовую дверь. Помещение было заполнено людьми — Рустико даже застонал. Это был день суда. Раз в неделю жители лагуны выносили свои спорные вопросы на рассмотрение главы города. Вот и сейчас выстроилась целая очередь, в которой мужчины и женщины терпеливо ждали, когда настанет время разбирательства по их делу. За их спинами не было видно Джустиниано, однако Рустико услышал выдержанный тон дожа, которому тот отдавал предпочтение при решении правовых вопросов.
— Выйдите все вон! — громко заорал Рустико и хлопнул в ладоши. Элиас поддержал его, многократно и громко повторив это требование.
Поначалу только несколько присутствующих в помещении повернули головы, но дож протиснулся сквозь толпу и, когда узнал обоих посетителей, тоже попросил людей разойтись.
Когда смолкло недовольное ворчание, Джустиниано вернулся к своему месту за столом, спокойно сел и положил ладони на стол.
— Ну? — начал он. — Что у нас такого важного, из-за чего пришлось прервать судебное заседание в единственный в неделю день суда?
— Ваша дочь, — ответил Рустико. — Мы уже говорили об этом.
— Да, — словно вспомнил Джустиниано, задумчиво глядя в окно, — она должна была извиниться перед вами за то, что проникла в ваш дом, не так ли?
— Не изображайте тут неведение, Джустиниано! — фыркнул Рустико. — Мательда украла бумаги с моего стола, а ее слуги, свиньи, избили меня, когда я попытался вернуть себе украденное. За это я требую извинения и компенсации!
