городов, занимаясь разбоями, как это уже испытал Молас на себе.
В Веракрусе мы приобрели все необходимое для далекого путешествия в дикой стране, в том числе три ружья и револьверы. После этого у нас осталось около полутора тысяч долларов, которые мы разделили на равные части и зашили в свои пояса. На многочисленные вопросы любопытных в Веракрусе мы отвечали, что сеньор Стрикленд – один из тех англичан-путешественников, которые интересуются историческими развалинами, а я, Игнасио, его проводник, Молас же – наш слуга.
Мы условились отплыть на одном прекрасном американском пароходе, но он почему-то задержался на неделю, и нам для экономии времени пришлось сесть на гораздо худшее мексиканское судно, как теперь помню, названное «Санта-Мария», превращенное своими хозяевами в пароход из старого расшатанного парусника. Помню, как я спрашивал у капитана:
– Ваш пароход заходит в Фронтеру?
– Конечно, заходит, – был ответ.
Старый мошенник не сказал только, что «Санта-Мария» идет окружным рейсом и заходит в Фронтеру только на обратном пути. Но все это выяснилось лишь в пути. Среди десятка-двух пассажиров наше внимание привлек один очень статный, красивый и молодой, но с каким-то неприятным взглядом черных блестящих глаз человек. Молас отвел нас в сторону и сказал:
– Это дон Хосе Морено, сын того дона Педро Морено, который ограбил меня и захватил данное мне Зибальбаем золото. Я слышал, как говорили в этом притоне, что молодого орленка нет в гнезде. Остерегайтесь его, сеньор, он, как и отец, нехороший человек!
Немного спустя раздался колокол, извещавший об обеде. Я направился в общую каюту, служившую и столовой. В дверях я столкнулся с капитаном, который остановил меня вопросом:
– Что вам нужно?
– Обедать, – ответил я.
– Обед подадут вам на палубу, – заявил капитан. – Я не хочу вас обижать, сеньор, но ведь вы знаете мексиканцев и то, как они относятся к индейцам. Я сам испанец и ничего не имею против вашего общества за столом, но если сядете с ними, то будут неприятности.
Я это хорошо знал и, не желая вызывать неприятностей, поклонился и отошел. Но этим дело не кончилось. Не видя меня за столом, Стрикленд осведомился обо мне.
– Если вы спрашиваете про своего слугу, – ответил ему капитан, – то я запретил ему входить сюда. Ему подадут обед наверху: мы не садимся с индейцами за общий стол.
– Если мой друг – индеец, то, следовательно, он ничем не хуже, чем все здесь присутствующие джентльмены. И если он заплатил за проезд в первом классе, то имеет право на все удобства первого класса. Я настаиваю, чтобы он сидел рядом со мной!
– Как вам угодно, – миролюбиво ответил капитан, – но если он войдет, то будут неприятности!
За мной послали, и, когда я вошел, сеньор Стрикленд громко обратился ко мне:
– Вы опоздали, друг мой, но я оставил вам место. Садитесь сюда, а то кушанье остынет!
Мне пришлось поместиться наискосок против дона Хосе, который немедленно резко заявил капитану:
– Здесь произошла, по-видимому, ошибка, капитан. Нет такого обычая, чтобы индейцы садились за общий стол с нами!
– Не лучше ли вам решить это дело с сеньором англичанином? Я бедный моряк и привык ко всякому обществу.
– Прикажите, сеньор Стрикленд, вашему слуге выйти из каюты! – повелительно заявил мексиканец моему другу.
– Сеньор, – ответил ему вспыльчивый англичанин, – вы будете в преисподней, прежде чем я это сделаю!
–
– Когда и где хотите! Я всегда плачу все свои долги.
Тут вмешался капитан. Он не торопясь вынул из бокового кармана револьвер и, положив его перед собой, с чарующей улыбкой сказал:
– Сеньоры, я должен вмешаться в вашу ссору. Хотя я только бедный моряк, но не допущу кровопролития на борту своего парохода и застрелю первого, кто обнажит оружие!
Все присмирели. Опасаясь дальнейших осложнений, я поднялся с места и, обращаясь ко всем присутствующим, спокойно сказал им по-испански:
– Я ухожу добровольно, так как вижу, что мое общество не всем приятно. Но считаю своим долгом заметить, что, хотя я только индеец, во мне течет несравненно более благородная кровь, чем у дона Хосе, который только метис, а отец его – разбойник с большой дороги!
– Собака! – прошипел он сквозь зубы, зеленея под обращенными на него взглядами. – Погоди, я вырежу тебе твой лживый язык!
– Я сказал только правду про вашего отца! На пароходе с нами находится один индеец, который был ограблен в асьенде дона Педро. А что касается угроз, то берегитесь: на пароходе вся прислуга – индейцы, которые меня хорошо знают, и если вы меня тронете, то не вернетесь домой живым…
Я поклонился и вышел из каюты.
– Благодарю вас, друг, – сказал я сеньору Стрикленду, когда он вышел потом на палубу. – Я привык к такому обращению, а теперь вы сами могли убедиться, что у меня нет оснований любить притеснителей моего народа!
