одного его слова зависит не только моя жизнь, но и жизнь целого народа, что нельзя ему, белому, ожидать счастья от любви цветной девушки и что лучше ему с ней расстаться для их же обоюдной пользы.
Майя точно читала мои мысли и сказала:
– Игнасио, помни свою клятву!
Тут я вспомнил свои слова, сказанные в пустыне, и ответил Зибальбаю:
– Я не могу помочь твоему желанию, потому что обещал не становиться между твоей дочерью и моим другом. Сегодня, во второй раз в моей жизни, женщина разрушает все мои надежды, столь близкие к осуществлению, но я ничего не могу поделать.
Зибальбай мне ничего не сказал, но обратился к сеньору:
– Белый человек, вы слышали слова своего друга, они должны сильнее всяких просьб проникнуть в вашу душу. Но если вы будете упорствовать, я скажу все Тикалю и отдам вас в его распоряжение. А он мстителен и не постесняется принять все меры, чтобы вас убрать. Вас ожидает смерть. В последний раз спрашиваю, что вы выбираете: жизнь или смерть?
– Смерть лучше! – твердо ответил сеньор Джеймс. – Мне очень жаль вас, Зибальбай, и еще больше вас, друг мой Игнасио. Но, видно, такова судьба! Если Игнасио не может забыть своей клятвы, то как я могу нарушить свое обещание, которое дал Майе? Трусость всегда постыдна. Если только Майя не откажется от меня, то я буду ей верным до смерти.
– Я буду твоей и в жизни, и после смерти! Делай, отец, что хочешь, пусть Тикаль умертвит нас, но я не отдамся ему живая и в долине смерти найду избранного супруга.
Зибальбай вскочил с места и, сверкая глазами, громко произнес:
– При последнем своем издыхании я буду призывать на тебя и твоих детей проклятие богов. Пусть сердце твое разрывается на части от горя, имя твое пусть будет словом позора, пусть слова в твоих устах будут пеплом!.. Мне кажется, что я провижу будущее! Ты достигнешь своей цели, ты с помощью обмана станешь его женой, он будет некоторое время близок тебе, но ты должна будешь заплатить за это дорогой ценой, которую с тебя спросят, – ценой гибели всего твоего народа!
– Отец, пощади! Возьми назад свои слова!
– У меня столько же жалости к тебе, сколько у тебя – к моим сединам и моим печалям. Ты не щадишь меня, а я должен пощадить тебя?! Пусть проклятие мое разобьет твое сердце и сердце того, кто отнял тебя у меня!
И он тяжело свалился на пол.
XVIII
Заговор
Майя была в отчаянии, а мы так беспомощны, что не могли помочь старику. Зибальбай продолжал лежать неподвижно. Вошел Тикаль и с недоумением посмотрел на нас.
– Разве старик спит? – спросил он.
– Да, спит, и, думаю, никогда не проснется более! – ответил я. – Нет ли у вас тут врачей?
– Есть. Я их сейчас пришлю. Лучший среди них Маттеи, он придет…
– Вот и исполнились слова Зибальбая, – заговорил сеньор, – что скоро будет вашим по праву то, что вы взяли силой!
– Нет! По праву власть принадлежит Майе, но она моя по насилию, если только… – Обращаясь к Майе, он добавил: – Тебе разве нечего мне сказать?
– Оставь меня! Видишь, отец мой, быть может, мертв!
Сеньор что-то хотел сказать, но я поспешил его остановить и возобновил просьбу о врачах.
Через несколько минут к нам вошел Маттеи; слуга нес за ним ящик с лекарствами и инструментами. Он осмотрел Зибальбая и насильно влил ему в горло какую-то жидкость.
– Дело его плохо! Мне кажется, что он не встанет… Как это все произошло? – спросил он у нас.
– Отец мой умер, проклиная меня! – ответила Майя.
– Почему он тебя проклял?
– Отошли своего слугу, и я все скажу тебе. – Когда это было исполнено, она рассказала: – Пока мы странствовали в пустыне, Тикаль, мой жених, взял себе другую жену, Нагуа. Но если он дал твоей дочери власть и почет, то не дал ей любви. Теперь, после нашего возвращения, он предложил моему отцу признать его опять касиком с условием, чтобы я согласилась быть его женой!
– Но ведь жена касика не может быть разведена или удалена от трона и ложа повелителя Сердца! – воскликнул Маттеи.
– Тикаль собирался убить ее и тебя, чтобы я могла занять ее место.
Глаза Маттеи блеснули, как молнии.
– Продолжай, Майя, продолжай! Я покажу ему!
