– Что ты на это скажешь?
– Только безумец может выбрать себе смерть! – ответил сеньор.
Я считал, что дело кончено, но оказалось, конец был еще далеко. Опять заговорил Димас.
– Братья, я думаю, что этот человек, который должен дать нам будущего касика, пришел издалека, но теперь он должен жить и умереть среди нас, иначе, узнав нашу тайну, он может выдать ее чужим людям. Надо его сторожить, пока не родится сын, как хранят жрецы священный огонь!
– Хорошо сказано! – подтвердило собрание.
– Теперь вам обоим, пришельцы, надо принести присягу, что вы не присвоите себе сокровищ Священного Города и без разрешения совета старейшин не покинете нашей страны. Поклянитесь в этом на нашем священном алтаре, перед великим символом Сердца!
Мы подчинились и исполнили требуемое.
– Повернитесь теперь, братья мои, и смотрите! – Мы увидели перед собой глубокий провал в полу, где раздвинулись плиты; снизу доносился плеск текущих вод. Мы все с ужасом отступили, а Маттеи продолжал говорить: – Смотрите! Если вы хоть словом нарушите свою клятву, то вас ввергнут в этот колодец, и воды поглотят вашу жизнь и даже самую память о вас. Видели и поняли?
– Видели и поняли! – отвечали мы.
– Можете идти, теперь вы приняты в сообщество нашего народа!
С нами вышел Маттеи. Я обратился к нему с вопросом:
– Что же будет дальше?
– С вершины пирамиды будет объявлено народу о смерти Зибальбая и о постановлении совета старейшин. Народ, если пожелает, утвердит Тикаля, а через два дня белый человек будет мужем Майи, – с усмешкой добавил Маттеи. – Будем спешить, а то народ уже собрался!
На верхней площадке были приготовлены сиденья, на которых мы заняли места наравне с членами совета. После жертвоприношения Маттеи, окруженный другими старейшинами, объявил постановление совета при полном одобрении собравшегося народа. По окончании всех этих обрядов меня отвели с почетом в особое помещение большого дворца. Убранство комнат свидетельствовало о необыкновенной былой роскоши. Я невольно мысленно перенесся во времена Монтесумы. Отведав немного принесенных обильных кушаний, я уснул, утомленный волнениями. Меня разбудил вошедший сеньор, веселый, каким я знал его еще до прихода к нам Моласа с вестью о Зибальбае.
– Я люблю Майю, дон Игнасио, и все-таки думаю, что наш брак не будет счастливым, потому что он с обманом.
– Все, может быть, устроится хорошо! – ответил я ему. – Я боюсь другого, а именно, чтобы не пострадала наша дружба. Благодаря женщине мы ступили на путь лжи…
– Да, но Майя избрала этот путь, чтобы спасти жизнь!
– Нет, сеньор! О своей жизни, я уверен, она мало заботилась. Она стремилась к жизни из-за любви… Друг, забудьте, впрочем, мои слова и знайте, что я по-прежнему предан вам!
Наутро к нам пришли люди, принесшие новые одежды, потом явились другие и стали причесывать и одевать сеньора – по обычаю страны жениха убирали, как жертву на алтарь. Я последовал за ним, и нас провели опять в зал, где заседал совет. Все вошли с поклоном, кроме одного Тикаля. После нас вместе с музыкантами, игравшими на трубах и флейтах, появилась Майя, сиявшая невиданной красотой, в роскошном наряде, осыпанном драгоценностями. Она шла словно во сне, безучастная ко всему. Зато Тикаль был сердит; я его еще ни разу не видел таким. Он глаз не сводил с Майи, не пропускал ни одного ее движения. Оба, жених и невеста, были поставлены посреди комнаты, и один жрец громко провозгласил их имена. Майя должна была еще письменно отречься от своих притязаний на царство в пользу Тикаля. Затем было прочтено постановление совета о тех дворцах, угодьях, драгоценностях и сокровищах, которыми наделялись Майя и ее жених. Потом тот же жрец спросил, одобряет ли совет все сделанное и сказанное. Получив утвердительный ответ, он с низким поклоном подошел к Тикалю и предложил ему как верховному жрецу освятить брак.
Тикаль встал с места, но опять сел, говоря:
– Ищи другого жреца, а я от этого отказываюсь!
– Но веление совета и народа! – стал уговаривать его Маттеи. – Пророчество…
– Молчи, обманщик! – прервал его Тикаль. – Не ты ли клялся мне, что Майя умерла в пустыне? Не ты ли сосватал мне свою дочь? И сейчас у тебя какие-то обманные цели… Я не верю в твое пророчество…
С этими словами он шумно поднялся с места и удалился в сопровождении стражи. Маттеи заявил, что после ухода духовного жреца он сам в качестве хранителя храма совершит все нужные обряды. Совет согласился с этим, и обряд начался; потом все присутствующие подходили с поздравлениями и подарками. Я никогда не видел подобной щедрости. Мое сердце сжимало какое-то предчувствие, и я не отходил от сеньора. И как хорошо я сделал! При выходе в открытый четырехугольный двор, где мы так долго стояли в первый день своего появления с Зибальбаем, я увидел вдруг ринувшегося к сеньору из тени человека в темном плаще. Я успел крикнуть по-испански:
– Берегись, друг!
Сеньор обернулся и сильным ударом отбросил незнакомца, который зашатался, но, устояв, бросился бежать. Я думаю, что это был сам Тикаль или кто-
