В плену желания

изрек:

– Вы сделали меня счастливейшим человеком на земле, моя красавица.

Миледи рассмеялась тем необузданным смехом, который унаследовали от нее сыновья.

– Нет. Скорее уж я вижу, что вы вновь впали в уныние. Ничего страшного. Я сделаю вашу жизнь вполне счастливой. Только подумайте, насколько у нас похожие вкусы и как хорошо мы знаем друг друга! Безусловно, вначале это покажется несколько непривычным, ибо вы уж слишком привыкли к образу жизни холостяка… По правде говоря, прежде и я не думала, что снова выйду замуж, поскольку мне нравится быть вдовой. Но теперь убеждаюсь, что брак пойдет нам на пользу… всем нам, в особенности Эвелину.

– Надеюсь, он разделяет ваше мнение, – мрачно изрек сэр Бонами.

– Его мнение не имеет решительно никакого значения, потому что так на самом деле будет лучше для всех нас. Впрочем, теперь, когда его помыслы целиком и полностью поглощены этим ангелочком Пейшенс, полагаю, сын и слова против не скажет. В любом случае он сейчас находится в затруднительном положении вследствие моих больших долгов. Эвелин собирается их оплатить, однако, если он возьмет себе в жены ту девчонку, лорду Брамби наверняка это не придется по вкусу и попечительство над имуществом останется в силе до тридцатилетия Эвелина. Но, если сын не будет связан по рукам и ногам моими долгами, он может не особо считаться с мнением дяди. Эвелин взял с меня обещание, что я впредь не буду брать у вас в долг, однако, коль мы поженимся, у него не останется ни малейшей причины не позволить вам платить за меня. Я права?

– Ну, даже если захочет, ничего у него не выйдет, – ответил сэр Бонами, без особого негодования принимая столь меркантильную подоплеку предстоящего между ним и леди Денвилл брака. Впрочем, он не удержался от несколько циничной реплики: – Мне следовало раньше догадаться, что в этом деле без ваших молодых шалопаев не обошлось.

– Да, но какое счастье, Бонами, что мои дела оказались в столь плачевном положении, поэтому мне и пришлось подумать о пользе, которую принесет наш брак. Если бы не обстоятельства, я бы ни за что об этом не задумалась. Теперь-то понимаю, насколько удобной станет моя жизнь, если я выйду за вас замуж. Сейчас быть вдовой прекрасно, однако я подумала о том, что же случится, когда я состарюсь. Мне придется прикрывать шею, ведь она, чего доброго, станет к тому времени похожа на шею ощипанной курицы. Флиртовать уж точно не выйдет. Какая жалость! А затем, разумеется, я подумала о вас, мой бедный Бонами, и мое сердце сжалось в груди. У меня, по крайней мере, есть два моих любимых сына и наверняка будут еще внуки, хотя, признaюсь, при мысли о том, что я стану бабушкой, мне становится дурно… Но вы, друг мой, что останется у вас, когда исчезнут ваши друзья?

– А-а-а… – только и смог выдавить из себя удивленный сэр Бонами.

– Или они умрут, – неумолимо продолжала гнуть свою линию ее светлость. – Тогда вы останетесь один, совсем один. Никому до вас не будет дела, за исключением ваших несносных кузенов, которые, весьма вероятно, начнут всеми силами толкать вас в могилу. И вся ваша жизнь будет прожита понапрасну! Дорогой Бонами! Мысль об этом просто нестерпима!

– Разумеется, так оно и есть, – горячо заверил графиню сэр Риппл.

Ее светлость улыбнулась.

– Ну, теперь вы и сами видите, что так будет для вас же лучше.

– Да, – согласился сэр Бонами, ужаснувшись нарисованной ею картиной. – Господь видит, так оно и есть!

Глава 20

Потребовалось всего несколько минут, чтобы Кресси, которая, выполняя свой долг благовоспитанной внучки, сопровождала вдовствующую леди Стейвли во время ее прогулки перед дневным сном, поняла: открытый экипаж – место отнюдь не подходящее для ведения конфиденциальных бесед. Бабушка, не обращая ни малейшего внимания на кучера и лакея, сидевших к ней спиной на козлах, без тени сдержанности, приличествующей столь интимной теме, завела разговор о рождении наследника барона. В свое время леди Стейвли произвела на свет с полдюжины детей без каких-либо сложностей и лишнего ажиотажа, поэтому теперь принялась с шокирующей откровенностью порицать избалованных современных молодых женщин, которые воображают себе схватки задолго до срока, а затем трудно рожают при поперечном положении плода и других осложнениях. Лично она такие чудачества и глупости ни за что не потерпела бы в своем доме.

Хотя почтенная вдова выразила надежду, что наследник не пойдет характером в свою мать, было очевидно, что, несмотря на трудные роды, репутация Альбинии значительно выросла в глазах свекрови. Первую жену для сына леди Стейвли выбрала сама. Всю свою жизнь она высоко отзывалась о ее добродетели и кротости, однако не смогла простить невестке то, что она так и не воспроизвела на свет наследника. На Альбинии сын женился, не спрашивая согласия матери, однако новая супруга родила (если верить восторженному письму отца) крепкого, здоровенького, пригожего мальчика весом девять фунтов. Этот подвиг, несмотря на то что роды совершенно лишили Альбинию сил, значительно упрочил ее репутацию в глазах вдовствующей особы. Впрочем, леди Стейвли не преминула заметить: мать должна сама кормить своих детей грудью. То, что у Альбинии нет молока, не служит достойным оправданием. Подобное мнение сложилось у почтенной матроны достаточно давно. В те времена для кормления ее второго сына, ныне, к несчастью, уже отошедшего в мир иной, была нанята одна женщина, со временем уличенная в пагубном пристрастии к спиртным напиткам. Бабушка не терпящим возражений тоном сообщила внучке, что уже написала письмо, в котором советовала давать Альбинии подогретый эль, добавляя в него корешки