– Он называл себя римским императором? Леопольд I оспорил бы этот факт.
Между кустистыми седыми бровями Мютеферрики образовалась глубокая складка.
– Константинополь был столицей Римской империи. Когда султан занял город, логично, что императором стал он, а затем его преемники. Леопольд – узурпатор.
Полиньяк ничего не сказал. По его глубочайшему убеждению, существовал только один достаточно великий монарх, способный исполнять обязанности императора Священной римской империи, и им был Людовик XIV.
– Однако вы, вероятно, пришли не затем, чтобы беседовать со мной об императорах Рима, – произнес Сулейман. – Кто вас послал?
– Прошу прощения?
– Как вам известно, я здесь уже давно. У меня много гостей. Они приходят, – и он обвел рукой вокруг, демонстрируя роскошь помещения, – чтобы вдохнуть аромат Востока и, конечно же, ради кофе. Обычно приходят дамы. Иногда – художники и писатели. Офицера высокого ранга одного из королевских полков я пока не встречал.
Полиньяк догадывался, к чему клонит ага. Сулейман Мютеферрика был, наверное, самым одиноким посланником в мире. Много лет назад прибыв в Париж, благодаря невежеству и глупости он ухитрился добиться изгнания со двора после первой же аудиенции. Ага всерьез потребовал от Великого короля подняться в знак почтения к султану. Всякий раз, вспоминая о такой дерзости, Полиньяк чувствовал, как у него перехватывает дыхание. Конечно же, его величество остался сидеть. Далее Людовик велел занести в протокол, что он не желает никогда больше видеть этого невоспитанного турка. С тех пор Мютеферрика стал в Версале персоной нон грата и вынужден был остаться в Париже. Высшее дворянство избегало его. Полиньяк и сам пришел только потому, что ему посоветовал сделать это Россиньоль. Криптолог, в отличие от всего остального двора, судя по всему, регулярно, хотя и тайно навещал османского посланника.
– Я действительно пришел к вам по одному очень серьезному и деликатному вопросу.
За несколькими чашками кофе он рассказал Мютеферрике о своем путешествии в Смирну, о Челоне и Вермандуа, о заговоре, который предполагали они с Россиньолем.
Ага слушал его с ничего не выражающим лицом. Когда мушкетер закончил, он произнес:
– Странная история. И теперь вы потеряли след этих негодяев?
– Да. Однако, как вам известно, у его величества есть глаза и уши на всем средиземноморском пространстве. Месье Россиньоль еще несколько месяцев назад разослал депеши во все крупнейшие порты с целью получения известий, если этот Челон где-нибудь появится.
– И?
– Мы получили известие от судостроителя из Александрии, – ответил Полиньяк.
– Он покупал там продукты?
– Нет. Судя по всему, он продал ему свое судно.
– Это означает, что он поедет дальше сухопутным путем. Но куда он направляется, капитан?
– Этого мы не знаем. Возможно, он хочет нанять корсаров и направляется на Варварский берег.
– Тогда он поплыл бы морем прямо в Триполи или Алжир. Те, кто сходит на берег в Александрии, обычно направляются в Суэц.
Полиньяк пришел к тем же выводам. Ага был не так глуп, как можно было судить по предыдущей истории.
– А оттуда? – спросил посланник. – Вряд ли он направляется в Мекку.
– Не знаю, месье. Пока он находится в Аравии…
Ага улыбнулся:
– Вы хотите сказать, что теперь это наша проблема.
– По крайней мере, он на вашей территории.
– И все же я надеюсь, что Франция нам поможет. Как вы уже говорили, глаза ваших шпионов…
– …не достигают Аравии. Кроме того, некоторые члены правительства его величества полагают, что мы не должны помогать вам.
– Почему это? – спросил ага. – Позвольте напомнить вам, что я лично по просьбе месье Россиньоля сделал все возможное, чтобы посланник султана поддержал вас.
– Все верно, и я благодарен вам за это. К сожалению, другие представители Порты вели себя не столь дружелюбно.
– Что вы имеете в виду?
И Полиньяк рассказал посланнику о своем приключении с янычарами. Посланник беспокойно заерзал на подушках.
– Вы воспротивились приказу курбаши Тиряки и скрутили капеллана бекташи?
Полиньяк пожал плечами:
– Мне нужно было как можно скорее вернуться в Париж, чтобы доложить о сложившейся ситуации. Кроме того, я обязан подчиняться только его
