лишая их таким образом плодовитости. Так турки могли быть уверены, что в Моху или Александрию не попадут неповрежденные зерна. Он задумался, не мог ли уже кто-то пытаться обойти эту систему? Наверняка возможность существует. В конце концов, зерна достаточно мелкие, их можно спрятать в одежде или в сосуде.
Размышляя, каким образом лучше всего протащить незаметно сырой кофе, Овидайя стал свидетелем смены караула на стенах форта. Увидев на стене янычар, он почувствовал, что по спине пробежал холодок. Он нервно затянулся. Оставалось лишь надеяться, что их информация о Насмураде хоть в чем-то правильная.
Овидайя с трудом подавил зевоту. Даже кофе ибн Тарика не смог прогнать усталость. Поднявшись, он направился за караван-сарай, к уборной. В добрых ста футах от главного здания между несколькими колами натянули отрезы ткани, чтобы скрыть место от посторонних глаз. Пройдя пару ярдов, он проклял себя за то, что не взял с собой фонарь, поскольку на улице было темно хоть глаз выколи. Узкий серп луны едва освещал очертания местности.
Дойдя до места, он услышал плеск. Не такой, какой бывает, когда кто-то мочится, а такой, когда кто-то моется. Встав за одно из полотен, он начал мочиться. Плеск стих, кажется, другой человек остановился. Овидайя закончил свои дела. Застегнув штаны, он услышал что-то – не плеск, а металлический скрежет. Этот звук был ему знаком. Кто-то извлекал из ножен клинок. Сон как рукой сняло. Овидайя очень тихо вынул из-за пояса пистолет и медленно направился в сторону, откуда доносился звук. Несмотря на то что его глаза уже привыкли к темноте, он никого не увидел. Пойдя дальше, он наткнулся ногой на что-то и услышал бульканье, когда стоявший перед ним кувшин перевернулся и содержимое вылилось на песчаный грунт. Овидайя почувствовал движение у себя за спиной. Он не раздумывая обернулся, поднял пистолет и спустил курок. Тишину взорвал грохот, и на секунду вокруг стало светло как днем. Овидайя увидел испуганное лицо Ханны Кордоверо, стоявшей всего в нескольких футах от него и сжимавшей в правой руке кривой кинжал. Она была совершенно нагой.
И тут же снова стало темно.
– Ханна! – воскликнул он. – Это я, Овидайя. Простите, миледи, я думал, что вы бандит. Что вы делаете здесь, на улице?
Та перевела дух:
– Пытаюсь помыться.
– В такое время? – недоуменно переспросил он.
– Не могу же я мыться перед остальными, правда? Конец моей маскировке. Это единственный час, когда мне никто не помешает. По крайней мере, мне так казалось.
– А нож?
Ответом ему стало раздраженное сопение.
– Как вы думаете, как поступит большинство мужчин, если они найдут на улице женщину, одну-одинешеньку, да еще неодетую?
Не успел он ответить, как вдали послышались крики. Доносились они со стороны форта.
– Давайте убираться отсюда, – предложил он. – Боюсь, сейчас сюда набегут янычары.
– Сначала отдайте мне одежду.
– А где она?
– Где-то справа от вас.
– Я даже руки своей не вижу. У вас нет с собой фонаря?
– Есть. Но тогда нас увидят турки.
Они услышали, что люди из форта идут в их сторону. Овидайя поглядел в дырку в полотне. Янычар было четверо, и у них были факелы. На миг он задумался, а затем произнес:
– Пойдемте.
– Куда вы собираетесь?
– В пустыню. Днем я видел, что здесь есть лощины. Спрячемся в одной из них, пока янычары не уйдут.
– Но я нага!
– Даю вам слово джентльмена, что не трону вас.
– Ваше слово джентльмена не помешает мне замерзнуть.
Янычары были уже так близко, что он видел узоры на берках. Он поспешно пошел в ту сторону, где, как ему казалось, стоит Кордоверо, и схватил ее за руку. Он почувствовал, что, прежде чем схватить ее за плечо, его рука коснулась ее груди.
– Что за…
– Тихо, – прошипел Овидайя. – Они почти на месте.
И они побежали в черную ночь, держась за руки и стараясь вести себя как можно тише. Чудом не упали. Когда факелы и солдаты превратились в маленькие точки вдалеке, они легли плашмя на землю. Ученый услышал, как стучат зубы Кордоверо.
– У меня есть накидка. Возьмите.
