– Ты уверен, что это именно та карета?
Молодой человек кивнул:
– Голубой герб с извилистой желтой лентой, как вы и говорили.
Овидайя вложил монету ему в руку. Парень снова поклонился и исчез. Янсен не сдержался и фыркнул. Овидайя вопросительно посмотрел на него.
– Вы ведь обещали покончить с этой чертовой напускной таинственностью. Наверное, у вас, алхимиков, это профессиональная болезнь.
– Я не алхимик, но вы правы. Джентльмены, мне очень жаль, что я так долго держал вас в неведении относительно наших последующих действий.
Овидайя поднялся и подошел к канапе, на котором лежала кожаная сумка на длинном ремне. Достав оттуда сложенный лист бумаги, он подошел к большому столу у камина. Остальные присоединились к нему. Овидайя развернул лист – это оказалась карта Савойи и прилегающих к ней областей. На севере и востоке герцогство граничило со Швейцарской Конфедерацией, Миланским герцогством, владением Испании и республикой Генуя, на западе – с Францией.
– Мы вот здесь, – он ткнул пальцем в Турин, – и скоро поедем дальше, в Ниццу, где нас ждет наше судно из Текселя. Вчера я получил сообщение о том, что оно стало на якорь. Однако прежде, – и он ткнул пальцем в точку в нескольких милях к юго-западу от Турина, – мы поедем сюда, в Пинероло.
– А что там? – поинтересовался Янсен.
– Крепость, – ответил Жюстель, и голос его прозвучал на удивление гулко. – Французская крепость.
– Не понимаю, – удивился Янсен, – мы ведь на территории Савойи, а этот Пинероло находится по меньшей мере в двадцати милях от границы.
Овидайя указал на узкую полоску, протянувшуюся от Пинероло к французской границе и заштрихованную темным цветом.
– Как только что сказал генерал, герцоги Савойские вынуждены постоянно подбрасывать голодному французскому льву то одно, то другое, чтобы откупиться от него. Пятьдесят лет тому назад герцоги уступили крепость Пинероло. С тех пор это французский апанаж [49]. Область за ним, Праджелато, она… – И он поглядел на генерала в поисках поддержки.
– Не савойская, но и не французская. Что-то вроде крестьянских земель, как будто ничьих.
– Спасибо, генерал. Таким образом, крепость, которую Луи Вобан неоднократно расстраивал, относится к Франции, и христианнейший король использует ее донжон, запирая там неугодных ему людей. Местоположение просто идеальное. Сидящий здесь оказывается вдалеке от своих союзников или друзей, если таковые у него есть.
Жюстель кивнул:
– Говорят, здесь очутился Фуке, бывший министр финансов Франции.
– Из-за чего?
– Он отправлял значительную часть государственных доходов в собственный карман.
– Да, и что? – удивился Янсен.
– И построил себе на них замок роскошнее королевского.
Марсильо по-дружески ущипнул гугенота за бок.
– Вы опустили самую лучшую часть этой истории. – Он обернулся к Янсену. – Фуке, этот хапуга, заказал создание собственного герба. На нем красовалась белка, собирающая орехи. А под ней надпись:
Жюстель и Овидайя расхохотались.
– Я не учил латынь, – проворчал Янсен.
– В переводе девиз означает: «Каких вершин я не достигну?»
Он выжидающе поглядел на Янсена, но датчанин даже не усмехнулся, вместо этого только спросил:
– И кого вы хотите вытащить оттуда?
– Мне тоже хотелось бы это знать, – произнес Марсильо, – но, думаю, не графа-белку[50], – или я ошибаюсь? Разве он уже не помер?
Овидайя покачал головой:
– Нет, конечно же не Фуке, а графа Вермандуа.
Глаза Жюстеля расширились от изумления:
– Того самого Вермандуа? Луи де Бурбона, признанного сына короля, графа Вермандуа? Второго сына Людовика Великого? Я думал, он мертв.
– Нет, не мертв. Просто сидит взаперти в донжоне замка Пинероло.
Овидайя взял глиняный кувшин, налил себе немного гипокраса и сделал глоток. Остывший напиток оказался еще более отвратительным, чем горячий.
– Я, – продолжал он, – немного навел справки в здешних кабаках. То, что говорили мне люди, подтверждает слухи, о которых мне поведали мои корреспонденты из Анси и Карманьолы, – а именно, что в данной крепости сидит весьма знатный заключенный.
– Если бы речь шла о сыне короля, его ведь непременно узнали бы, – вставил Марсильо. – Вряд ли нечто подобное можно сохранить в тайне.
