– А у вас очень хорошо получается. Вы это только что нарисовали?
– Да.
– По памяти?
– Стоит мне увидеть что-то однажды, и оно настолько крепко запечатлевается у меня в памяти, что я в любой момент могу это воспроизвести.
– Даже такие здания? – удивилась она и вгляделась в рисунок. – Я довольно хорошо знаю Турин. И число крылец, и структура окон, и статуи на крыше королевского дворца – кажется, все совпадает. Как это у вас получается?
– Понятия не имею, мадам. Луиза. Я всегда это умел. В детстве я очень удивился, вдруг узнав, что другие не умеют так хорошо запоминать детали.
– Но ваш рисунок еще не закончен. Эта площадь перед дворцом и плитка – только наброски.
– Совершенно верно.
– Кроме того, мне кажется, что это неверно. Перед дворцом нет такой площади.
– Да, вы правы. Это… просто новая техника, я ее испытываю. Я придумываю части рисунка, а другие беру из реального мира.
По ее взгляду он понял, что она не совсем поверила в его слова, и поспешно добавил:
– Но довольно о моих любительских каракулях. Что привело вас в мои покои в столь поздний час?
Произнося эти слова, он обратил внимание, что графиня словно бы случайно выставила левую ножку вперед из-под юбки, чтобы Овидайя увидел ее обнаженные лодыжки. Если к этому прибавить этот запах духов и довольно глубокое декольте платья Катерины, то ответ, стоило опасаться, был довольно очевиден. Судя по всему, графиня считала так же, поскольку обворожительно улыбнулась ему.
– Еще тогда, в поместье Бедфонт-манор, вы вели себя довольно холодно. Вы хотите заставить меня умолять, Овидайя? Вам это понравилось бы?
– Мадам, Луиза, вы неверно меня понимаете.
– Вряд ли. Я ведь вижу ваши брюки, Овидайя.
Он чуть-чуть отодвинулся от нее, однако это было ошибкой, поскольку таким образом он освободил место на канапе для нее. Не говоря ни слова, она встала с кресла и села рядом с ним.
– Вы что же, боитесь? – Он видел, как ее рука, одетая в тонкую шелковую перчатку, ползет к его бедру. – Вы ведь отнюдь не пуританин. Или я ошиблась и вы, как говорят в Англии,
Она улыбнулась.
– Вы что же, бережете себя для графа Вермандуа? Говорят, он очень привлекателен.
– Мадам, я не содомит, если вы это имеете в виду.
Он отодвинулся еще чуть дальше влево. Подлокотник уперся ему в бок.
– Но?
– Но наша работа… продолжается. Я полагаю, что подобные… романы станут сеять лишь раздор.
– Вы имеете в виду, поскольку я единственная женщина среди всех вас и вы все сохнете по мне?
– Что ж, месье Жюстель, к примеру…
– …слишком зелен и мил. А вот вы – мужчина. – Она придвинулась еще немного, положила руку ему на бедро. – Думаю, я знаю, в чем ваша проблема.
– Мадам?
– Это ни
Овидайя хотел что-то ответить, однако во рту вдруг пересохло. Едва к нему вернулся дар речи, как графиня схватила его руку и положила себе на грудь.
– Но не беспокойтесь, я помогу вам. Можете начать отсюда.
Он не убрал руку, нет, он сжал ее рудь. Женщина нахмурилась.
– Ай! А ведь вы только что говорили, что не хотите, чтобы я умоляла. Вам нравится быть настолько грубым? Или…
Выражение ее лица вдруг изменилось. Казалось, ситуация веселит ее.
– Неужели это возможно? Такой ученый, но такой неопытный, в вашем-то возрасте? Неудивительно, что вы такой напряженный.
– Мадам, я…
– Луиза.
– Луиза, простите, если я не могу удовлетворить вашим требованиям. Я никогда слишком не интересовался женщинами и уж тем более… мужчинами. Интересовали меня совсем другие вещи.
– Тинктуры и формулы, не сомневаюсь. Но любому человеку нужно есть и пить, даже если ему это не нравится. И каждому человеку нужна разрядка
