слова. И хотя ФСБ настаивала, что это был муляж, эксперт из рязанской милиции, который разряжал бомбу, утверждал, что устройство было настоящим. За странно приуроченным заявлением Патрушева последовали и другие противоречивые утверждения. Никто не смог объяснить, зачем вообще понадобились такие учения, к чему имитация военных маневров в разгар настоящей войны.
Государственная дума так и не провела расследования терактов, хотя дважды рассматривала соответствующий законопроект. Депутат Думы журналист Юрий Щекочихин, предлагавший этот законопроект, в 2003 году умер от таинственного заболевания, похожего на радиационное отравление.
Мало кто в России верил, что о событиях августа-сентября 1999 года им сказали всю правду[395]. Неуютное совпадение: взрывы домов, как и вторжение в Дагестан, слишком явно играли на руку Путину. Ему и его команде еще много лет придется рассеивать подозрения, не замешан ли в этих терактах каким-то образом он сам или Кремль, не было ли это операцией под прикрытием, нацеленной на насильственный возврат Чечни. Власть, несомненно, располагала и средствами, и мотивом, для того чтобы вновь разжечь конфликт: будущее России как федерального государства зависело от покорения Чечни, а заодно можно было поднять рейтинг намеченному кандидату в президенты.
Но некоторые моменты не укладываются в теорию заговора. Да, задним числом заинтересованность Кремля в новом витке войны кажется очевидной, учитывая последствия, но многие считали, что тогда было невозможно предугадать, как война в Чечне скажется на популярности Путина. Все политики, чьи имена прежде были связаны с этой войной, напротив, лишились популярности – и сам Ельцин, и отставной генерал Александр Лебедь, участник Хасавюртовских соглашений. «Когда Басаев вошел в Дагестан, – вспоминал Павловский, – мы все советовали Путину: «Не вмешивайтесь. Не надо, чтобы вас с этим отождествляли. Потеряете рейтинг»». Да, вмешиваясь в гражданскую войну в Чечне, Путин сильно рисковал: если бы война закончилась поражением, проиграл бы и он. Однако на этот раз российская армия легко одерживала победы, чему способствовал и переход на ее сторону некоторых заметных чеченцев, в том числе Ахмата Кадырова, муфтия мятежной Чечни и главы влиятельного клана.
Правду о событиях 1999 года мы, наверное, никогда не узнаем во всей полноте, но успешная чеченская кампания подняла рейтинг Путина до неслыханных цифр. В канун Нового года Ельцин, следуя плану, ушел в отставку, расчищая путь своему наследнику, и тот с легкостью победил на выборах весной 2000 года.
В точности как Брежнев, приведший во власть своих земляков из Днепропетровска, и как Ельцин с его «свердловской мафией», Путин нашпиговал правительство своими людьми, так называемыми петербургскими чекистами, – они тоже были родом из Санкт-Петербурга и все как один отслужили в секретной службе.
Среди них был, например, Игорь Сечин, бывший военный переводчик в Анголе и Мозамбике, человек, свободно говоривший на португальском и, вероятно, не ограничивавшийся ролью переводчика. Он стал заместителем главы администрации президента и контролировал доступ к главе государства, а в 2004 году возглавил государственную нефтяную компанию «Роснефть». Сергей Иванов, офицер КГБ с 1975 года, знакомый с Путиным по Ленинграду, получил должность министра обороны, а потом и вице-премьера. Виктор Иванов, также служивший с 1977 года в КГБ и знакомый Путина, стал заместителем главы кадрового отдела – по сути, от него зависело назначение на все высшие гражданские должности в России; в 2008 году он возглавил Федеральную службу по контролю за оборотом наркотиков. Николай Патрушев, в КГБ с 1975 года, начал эпоху Путина в кресле главы ФСБ, а затем возглавил Совет национальной безопасности. Владимир Якунин, официально числившийся сотрудником советского посольства в Нью-Йорке, а скорее всего, тоже служивший в КГБ, теперь стал руководить железными дорогами. Почти все эти люди в какой-то момент работали в Ленинграде и там успели подружиться с Путиным. Некоторые даже обзавелись дачами рядом с Путиным на озере Комсомольском в Ленинградской области.
Приток силовиков во власть увенчал тенденцию, развивавшуюся на протяжении всего десятилетия. В советскую эпоху армия и госбезопасность, милиция и КГБ считались главной опорой режима, но не вмешивались в политику.
По вполне понятным причинам в СССР силовые ведомства контролировались гражданскими партийцами. В последние годы советской эпохи до 41 % должностей в высшем эшелоне КГБ занимали коммунисты без военного звания, в то время как всего 5 % правительственных должностей досталось военным и офицерам КГБ[396]. Теперь соотношение военных и гражданских во власти изменилось, большое количество людей из армии и госбезопасности вошло в гражданское правительство. После распада СССР их доля в правительстве заметно возросла: с 5,4 % в 1988 году до 32 % к середине первого срока Путина[397].
Многие из этих офицеров госбезопасности слышали о Дугине, читали его популярные «Основы геополитики». В 1999 году, после того как Путин был назначен премьер-министром и очевидным наследником Ельцина, Дугин совершил головокружительный разворот и начал превращаться из идеолога жесткой оппозиции в эксперта при правительстве. В тот год прохановская газета «Завтра» опубликовала его статью о грядущей революции в российской политике:
Люди спецслужб сочетают в себе основные предпосылки для того, чтобы стать хребтом евразийского Возрождения. Они – чиновники, но более дисциплинированные и централизированные. Они – патриоты, потому что патриотизм профессионально воспитывался в них на ведомственном уровне, при профессиональной подготовке. Более того, постоянно имея дело с «врагом», они лучше других учатся делить всех на «наших» и «ненаших».
Дугин настойчиво искал сближения с Глебом Павловским, используя в качестве приманки свою популярность в кругах силовиков. По отзыву Павловского, «он буквально ворвался в администрацию президента. Прежде Дугин оставался на периферии – и вдруг попал в мейнстрим, причем для этого
