пережило всю эту эпоху, почему не могло пережить ее и пернатое существо?
— О, подите! — сказал Кольтон. — Возможно ли, чтобы оно существовало и не было открыто?
— На северном полюсе, может быть, или на южном, — отвечал профессор. — В глубинах неисследованных островов или внутри земного шара. Географы привыкли говорить, что земля — открытая книга. Отбросив в сторону исключения, о которых я упомянул, нам остаются внутренние части земли, неизвестные и таинственные. Весьма возможно, что обширные подземные пещеры наделены всеми необходимыми условиями, при которых птеранодон и его страшные современники нашли подходящую для себя обстановку еще много лет тому назад.
— Как же он вышел оттуда?
— Сильные вулканические перевороты этого года могли открыть им выход.
— О, это уж слишком! — протестовал я. — Я был на Мартинике — и верьте мне, ничто не могло выйти живым из этого моря пламени и кипящих скал…
— Вы не поняли меня, — спокойно прервал меня профессор. — Я имел намерение указать вам на то, что извержения эти производят сильные землетрясения, вследствие которых образуются обширные трещины во многих отдаленных частях земли. Я допускаю возможность выживания птеранодона лишь как в высшей степени интересную вероятность. Сам же я лично, мистер Хайнс, просто думаю, что рисунок ваш неверен.
— Посветите-ка сюда, — отвечал я, опускаясь на землю и снимая камень, прикрывавший след. — Я хочу убедить вас, что я не ошибся.
Профессор поднес фонарь — и громко вскрикнул от удивления. Он стал на колени и сравнил след, сделанный сегодня, со следом на куске камня, сделанным много миллионов лет тому назад. Дыхание его сделалось более шумным и учащенным. Не могу сказать, чтобы и я дышал так же спокойно, как всегда. Когда же он поднял голову, лицо его нервно подергивалось, но голос звучал ровно.
— Прошу извинения, мистер Хайнс! — сказал он. — Рисунок ваш верен. Следы одни и те же.
— Но что это значит, ради самого Бога? — воскликнул Кольтон.
— Это значит, что мы находимся накануне величайшего открытия нашего времени, — сказал профессор. — Ученые до сих пор еще с презрением отвергают предположения, выведенные из упорно циркулирующей легенды о грифе[40] и из универсального учения индейцев Северной Америки, несмотря на то, что легенда о некоторых крылатых чудовищах, совершенно отличных от каких бы то ни было существующих и признанных всеми животных, подтверждается многими убедительными доказательствами. В 1844 г. на севере Англии найдены были после снежной ночи, как показывают достоверные свидетели, следы какого-то животного с висячим хвостом, которое летало над домами и другими зданиями, оставляя следы, сходные с теми, которые мы имеем перед собою. Существуют еще и другие примеры того же рода. Ввиду настоящего обстоятельства я сказал бы, что это был бесспорно птеранодон или несколько измененный потомок его, но все же довольно крупный экземпляр, так как следы его были значительно больше следов его ископаемых предков. Джентльмены, позвольте мне поздравить вас с открытием, которое, смело могу сказать, составит эпоху в науке!
— И вы надеетесь, что человек в здравом уме поверит такой вещи? — спросил я.
— Не думаю, — сказал Кольтон. — Но ввиду такого вещественного доказательства трудно не поверить этому.
— Слушайте, однако, — заметил я, чувствуя все время, что верчусь в каком-то круге, из которого не могу выбраться, — если это летающее животное, как объяснить тогда следы, которые тянутся к телу Сердгольма и в обратном направлении от него?
— По своему устройству, — отвечал мне профессор, — птеранодон не может быстро подыматься от земли. Он или ищет какого-нибудь крутого обрыва или скалы, с которых сразу бросается вперед, или быстро бежит по земле и, подскочив сразу вверх, расправляет широко крылья и летит. Спустившись вниз, он сперва пробегает некоторое пространство и затем уже останавливается. На основании этого мы можем предположить следующее: птеранодон находился на краю обрыва, собираясь совершить свой вечерний полет; внизу появляется человек; в птеранодоне пробуждается хищная натура его; он бросается вниз, быстро подбегает к человеку, бьет его своим ужасным клювом и возвращается, чтобы взобраться на гору и начать оттуда полет.
Я держал в это время один из более мелких камней в руке; я бросил его в сторону оврага и, повернувшись к профессору, сказал:
— Будь бы берег покрыт этими следами, я поверил бы этому. Это…
Мне не суждено было кончить своей сентенции. Откуда-то из темноты донесся до меня хриплый крик. В воздухе раздалось хлопанье тяжелых крыльев, и я почувствовал, что мною овладевает панический ужас… Как безумный бросился я под защиту обрыва, а за мною Кольтон. Только один профессор остался на своем месте, хотя голос его дрожал, когда он крикнул нам:
— Это обыкновенная болотная или короткоухая сова из рода Asio… Здесь она нередкое явление. Нам сегодня нечего больше здесь делать и, к тому же, мы до некоторой степени подвергаемся опасности в виду того, что птеранодон — животное несомненно ночное.
Сконфуженные, вернулись мы к нему. Всю дорогу домой я, вопреки своему здравому смыслу, находился под давлением невероятного ужаса при мысли о чудовище, парящем где-то там в темноте над нами.
Вот тот случай, который я старался изложить вам насколько мог яснее. Времени у меня будет достаточно для окончательного исследования его, ибо
