Марека.
– Саня это менты порядочные были, а не твари последние. Другие бы нам без стеснения за этот трюк от души по бокам надавали. А эти с юмором, как мне показалось, отнеслись. И я им постараюсь простить варварское отношение к ветхому дивану. Приблизительно знаю, что последует после этого незадачливого для них шмона. В понедельник я пойду на отметку, и меня за сегодняшний Поп – Арт, будет, кто – то журить из ментов.
Марека открыв рот, внимательно слушал Колчака:
– Я им предложу ченч, – продолжал Колчак излагать новый план. – Они мне я им и все будут довольны. Согласись диван, хоть и непригодный, но посмотри в нём, много есть чего от дворянина. Почему они и поверили моей белиберде.
– Ты сказку о диване заранее планировал? – ковыряя спичкой в зубах, спросил Марека.
– Под воздействием вина навеяло. Главное было не перегнуть палку о роли исторического дивана, чтобы не улыбок и смешков на лице не присутствовало. Правдиво врать, – это тоже один из жанров искусства. Я вот могу завтра во дворе сообщить, что встретил гуманоидов, и они меня предупредили о конце света, который наступит в ближайшие дни и уверяю тебя, мне все поверят, – объяснил Колчак.
– Что за тобой такой талант водится, для меня и пацанов наших не в диковинку. Теперь и Джага от тебя эстафету перенял. Брехуном стал конченным. Шаг сделает, двадцать слов наврёт, и сам смеётся.
– Всё Саня сворачиваемся, – сказал Колчак, – я пойду сейчас Полину встречать.
…В понедельник вечером на отметке в милиции, дежурный ему сказал, чтобы он зашёл в кабинет к Гнидину. Колчак проглотил несколько раз, набравший в себя воздух, и пошёл на второй этаж. Подполковник сидел за столом и пил чай.
– Проходи, чай будешь пить? – предложил он.
– Нет спасибо, меня к ужину дома ждут, – тактично отказался Колчак.
– Расскажи, как живёшь, чем занимаешься? – спросил Гнидин.
– А зачем рассказывать, вы и так всё обо мне знаете. Каждый мой шаг фиксируете. Надо мной и так все смеются. Говорят, не ценит тебя милиция, приставили за тобой следить больного на голову и самого неуклюжего и толстого шпиона, – моего соседа Витю Леонова. Он бедный рыбачить ежедневно приезжает на своём женском драндулете, где я работаю, и следит за мной. Я же не глупый вижу всё. Куда я, туда и он. Я на стадион, и он за мной. Я иду жену встречать, и он тоже сзади плетётся. Я на чердак, на турнике иду отжаться, а он уже в засаде сидит. Смешно ощущать, что сзади тебя плывёт сто пятьдесят килограммов живого веса. Это сестра его не знает, что вы больного человека, инвалида третьей группы используете в своих целях. Она вам такую катавасию устроит.
– Я не пойму о чём ты говоришь? Для меня подобное известие, что к тебе приставлен какой – то хвост, является сплошным абсурдом. На тебя нет ни каких жалоб. Зачем милиции к таким законопослушным гражданам филеров приставлять, – сказал Гнидин.
– Ваш Ланин проходу мне не даёт, почти ежедневно, ходит меня домой поверять и твердит одно, что посадит.
– Не может быть такого, его никто не уполномочивал заниматься тобой. Это функция не уголовного розыска. К тому – же он болен сейчас, – не поверил словам Колчака Гнидин.
– Вы мне не верите, спросите родственников, соседей. Он даже в день рождения моей матери удумал придти, когда в квартире было много гостей.
– Извини, я этого не знал. Он ведь у нас лицо привилегированное, пришёл работать с подачи лохматой руки, после расформирования исполкома. Хотя у него было тогда юридическое образование, но опыта работы в органах не имел. А сейчас областное начальство считает его одним из лучших сотрудников нашего управления.
Гнидин смотрел в глаза Колчака, не отводя своего изучающего взгляда.
– Мне безразличен ваш Ланин и будет лучше, если вы оградите меня от его опеки. Я по натуре человек не злой, но если он в подобном духе и дальше будет интересоваться мной, то я прославлю вашего чекиста на всю Россию.
– Будь уверен, от этого я тебя освобожу, – уверенно сказал Гнидин.
– Да уж, пожалуйста.
– Только ты больше не разводи его на липовых малявах, на которые он клюёт взаглот до самой прямой кишки. Сейчас он лечит свой фурункулёз и исполняет аллилуйя своёму пропавшему мотоциклу.
– Вначале вы меня не поняли, о чем я говорил, теперь я не понимаю, о чём вы мне говорите, – прикинулся непонимающим Колчак.
– Это пока мои личные догадки, – сказал Гнидин. – Я бы тебе знаешь, что посоветовал.
– Пока не знаю, – ответил Колчак.
– Ланин служака. У него и в администрации города и прокуратуре есть свои люди, у которых под рукой расположены влиятельные кнопки. Если быть точнее, то он человек с обширными связями. Ты в его лице врага себе недоброго нажил. Я ему, конечно, запрещу контролировать тебя. Но улица даёт ему большие манёвры, чтобы зацепить тебя на мелочи, за что другому и пятнадцать суток не дадут, а тебя к сроку могут приговорить.
– Если он от меня не отстанет, я его просто убью, можете так ему и передать, – гневно сказал Колчак.
