инструментами «антигитлеровского» фронта Сталина. Однако работа шла и гораздо глубже: за кулисами ОГПУ и советская военная разведка лихорадочно работали над захватом государственных институтов Франции.
Страна все же не была полностью слепа. В палате депутатов часто обсуждали запросы, в которых гневно говорилось о том, что советское правительство слишком хорошо информировано о секретах французской военной авиации. Каковы бы ни были основания для этих обвинений, но факт оставался фактом: мы, советская разведка, считали некоторых высокопоставленных французских чиновников «нашими людьми».
Влияние Москвы на Чехословакию было еще значительнее. Большинство важных министров пражского правительства смотрело на Советскую Россию как на бдительного стража независимости их страны. Здесь авторитет Кремля подкреплялся еще и неким элементом панславизма. Чехи уверовали в то, что великий славянский брат защитит их от нацистской Германии, и позволили втянуть себя в одну из самых трагичных интриг в современной истории. Я имею в виду историю о том, как Москва использовала чешское правительство в интересах Сталина. Я рассказал ее в предисловии.
В США Коммунистическая партия никогда не имела по-настоящему серьезного влияния, и Москва всегда относилась к ней с большим презрением. За все долгие годы своей деятельности, вплоть до 1935 года, Коммунистическая партия Америки почти ничего не добилась. Профсоюзы не откликались на ее лозунги, а массы американского народа едва ли вообще знали о ее существовании. Но и в то же время эта партия была важна для нас, потому что имела более тесные по сравнению с другими коммунистическими партиями связи с нашим ОГПУ и разведкой. В период механизации и модернизации Красной армии члены Американской коммунистической партии были нашими агентами на авиационных и автомобильных заводах, а также на фабриках, производящих боеприпасы и военное снаряжение.
Несколько лет назад, находясь в Москве, я сказал руководителю нашей военной разведки в Соединенных Штатах, что, на мой взгляд, он зашел слишком далеко в мобилизации такого большого количества функционеров американской партии в шпионских целях. Его ответ был вполне типичен:
– Ну и что? Они получают хорошие деньги от Советов. Они никогда не совершат революцию, так пусть хоть отрабатывают свои оклады.
Заполучив в свои ряды тысячи рекрутов, которые встали под знамена демократии и коммунистической партии, ОГПУ с помощью шпионажа получило в Соединенных Штатах очень большую и ранее не охваченную территорию. Тщательно скрывая свое истинное лицо, коммунисты нашли путь проникновения на сотни ключевых позиций. У Москвы появилась возможность влиять на поведение чиновников, которым никогда бы и в голову не пришло подойти к агенту Коминтерна или ОГПУ ближе чем на десять футов.
Возможно, более впечатляющим и интересным, чем успешный шпионаж и давление на политиков, было проникновение Коминтерна в профсоюзы, издательские дома, журналы и газеты. Этот маневр был осуществлен с помощью простой замены метки «Коминтерн» на штамп «антигитлеризм».
Члены Коминтерна всегда смотрели на свою всемирную партию и ее московское руководство как на первый и самый важный объект их преданности. Будь то Кипенбергер, являвшийся членом Комитета по военным делам в немецком рейхстаге, Галлахер в британской палате общин или Габриэль Пери в Комитете по иностранных делам французского парламента, все они проявляли лишь одну преданность – преданность Коминтерну. Когда же Коминтерн стал личным инструментом Сталина, они перенесли свою преданность на него.
Эпоха Народного фронта подошла к концу, закончившись 23 августа 1939 года оглушительным крахом. Занавес упал, прекратив фарс под названием «Народный фронт» в тот момент, когда глава советского ЦИК Молотов в присутствии улыбающегося Сталина поставил свою подпись под росчерком пера нацистского министра иностранных дел фон Риббентропа. Пакт Москва – Берлин был заключен. Так Сталин дал Гитлеру карт-бланш – полную свободу действий, а через десять дней разразилась война. В Берлин была отправлена советская военная миссия, целью которой было прояснить и определить детали всеохватывающего сотрудничества двух самых крупных автократий и тираний, когда-либо известных миру.
Именно об этом сплаве двух диктатур Сталин мечтал нескольких лет. Увязнув в топком болоте своих экономических и политических просчетов, он надеялся лишь на то, чтобы идти дальше с Гитлером рука об руку и тем самым удержаться во власти.
Сталин всегда совершенно цинично относился к Коммунистическому интернационалу и его зарубежным функционерам. Намного раньше, еще в 1927 году, в большевистском политбюро он сказал:
– Кто эти люди в Коминтерне? Всего лишь наемники на содержании у Советов. Да они и через девяносто лет нигде не совершат революции.
Излюбленным словечком Сталина, которым он называл Коминтерн, было слово «лавочка». Но он весьма тщательно заботился о том, чтобы эта лавочка существовала, потому что она служила его целям как в сфере внешней политики, так и в международных маневрах. Как и ОГПУ, это было его самое действенное личное оружие.
Хотя Сталин и нанес смертельный удар Коминтерну, подписав пакт с Гитлером, он приложит все силы, чтобы сохранить костяк партийных механизмов в демократических странах. Они будут продолжать поддерживать его слабеющую власть и до конца играть роль креатуры его тоталитарного деспотизма.
Однако 23 августа 1939 года ситуация изменилась: теперь мир знает, что тот, кто служит Сталину, служит и Гитлеру.
Глава 3. Рука Сталина в Испании
История советской интервенции в Испанию все еще остается главной тайной испанской гражданской войны. Мир знает, что эта интервенция была, но это все, что ему известно. Он не знает, почему Сталин принял решение об интервенции, как он проводил там операции, кто были те неизвестные люди, которые отвечали за его кампанию, что он надеялся извлечь из этого и как закончилось предприятие.
Так случилось, что я оказался единственным выжившим за границей из группы советских служащих, которые непосредственно приложили руку к
