По прибытии нашем в Петропавловский порт не нашли мы там камчатского губернатора, генерал-майора Кошелева. Он имеет свое всегдашнее пребывание в Нижнекамчатске, отстоящем от Петропавловского порта 700 верст; поелику присутствие его здесь для нас было необходимо, то посланник и отправил к нему немедленно нарочного с просьбою прибыть в скорейшем времени с ротою солдат в порт Петропавловский, чего, однако, и чрез четыре недели ожидать было не можно. Между тем петропавловский комендант, майор Крупский, оказал нам все возможные со своей стороны услуги. Для посланника очистил он один покой в своем доме; для служителей наших приказал печь хлеб и доставлять на корабль свежую рыбу ежедневно, что по окончании плавания, продолжавшегося пять месяцев, во время коего терпели мы нужду во всяком роде свежих съестных припасов, составляло пищу вкусную и здоровую. Сие может себе представить только тот, кто находился в подобных обстоятельствах.
Корабль расснащен был немедленно, и все отвезено на берег, от которого стояли мы не далее 50 саженей. Все принадлежащее к корабельной оснастке по таком долговременном плавании требовало или исправления или перемены. Припасы и товары, погруженные в Кронштадте для Камчатки, были также выгружены. Одно только железо, коего находилось на корабле 6000 пудов, было оставлено, потому что я опасался выгрузкою оного потерять много времени. Ибо если бы выгрузить железо, то необходимо надлежало бы вместо оного нагрузить корабль балластом, коего и без того уже погрузить должно было несколько тысяч пудов. А как мне следовало необходимо прийти в Нагасаки прежде, нежели настанет NO муссон, то и спешил я оставить Камчатку через две недели.
Петропавловский порт. Середина XIX века
Но если бы я мог знать предварительно, что пребывание наше в Петропавловском порте продлится более шести недель и что более половины сего времени не только проведем праздно, но и будем в совершенной безызвестности о продолжении нашего путешествия, то, конечно, выгрузил бы немедленно все железо потому более, что оное по причине великой поспешности принуждены были закрыть балластом. Следствием чего была потом крайне тягостная работа при выгрузке оного из-под балласта.
Большая часть из назначенных подарков для японского императора свезена была также на берег для того, что посланник хотел осмотреть и узнать, в каком находились оные тогда состоянии. Для возки на корабль балласта не имели мы судов; почему комендант и предоставил нам два гребных судна, принадлежавших к Биллингсову кораблю «Слава России», который, по недостаточному за оным присмотру, потонул в гавани. Сии нами исправленные суда служили потом с пользою для жителей.
Августа 12-го прибыл, наконец, губернатор в Петропавловск, быв сопровождаем своим адъютантом, младшим его братом, капитаном Федоровым и шестьюдесятью солдатами, которых взял губернатор с собою по требованию Резанова[68]. Чрез восемь дней по прибытии его утверждено было продолжение нашего путешествия. Губернатор оставался в Петропавловске до самого нашего отхода, для вспомоществования нам во всем нужном. В полной мере чувствовали мы деятельное присутствие сего достойного начальника.
В свите посланника последовала между тем некоторая перемена. Поручик гвардии его и. в. граф Толстой, врач посольства, доктор Бринкин[69] и живописец Курляндцев оставили корабль и отправились в Санкт-Петербург сухим путем. Приняты вновь кавалерами посольства капитан камчатского гарнизонного батальона, Федоров, и брат губернатора, поручик Кошелев. Господин посланник, не имев с собою почетной стражи, выбрал из прибывших с губернатором шестидесяти солдат восемь человек с тем, чтобы, по возвращении из Японии, оставить оных опять в Камчатке. Причем положено было также, чтобы японца Киселева, долженствовавшего быть толмачом в Японии, не брать с собою потому, что он не заслуживал того своим поведением и ненавидим был его соотечественниками; сверх сего, думал посланник, что он, яко принявший христианскую веру, о чем японцы узнали бы в первый день нашего прихода, может подать им повод к негодованию. Дикий француз, увезенный нечаянно на корабле нашем при отбытии от острова Нукагивы, остался также в Камчатке.
Мне хотелось, с согласия доктора, оставить здесь корабельного нашего слесаря, потому что состояние его здоровья казалось весьма ненадежным. Во все время плавания нашего был он здоров, но здесь открылось в нем начало чахотки, усилившейся более от собственного его невоздержания. Перед отходом нашим в Японию он несколько поправился, однако я все опасался, что он невоздержанием своим подвергнет себя более опасности, наипаче же потому, что в Японии не можно будет иметь надлежащего за ним присмотра. По сим причинам и вознамерился я отправить его в Санкт-Петербург сухим путем, но он изъявил, что хочет лучше умереть, оставаясь со своими товарищами, нежели отправленным быть сухим путем, причем клятвенно уверял меня, что всемерно будет воздерживаться от горячих напитков. Убежден был сим образом, решился я, наконец, взять его с собою, в чем и мало не раскаивался, потому что он не только воздержанием сохранил себя на обратном пути нашем, но и возвратился совершенно здоровым.
Августа 29-го корабль наш совсем был готов к отходу. 30-го вышли мы из гавани Св. Петра и Павла[70] и легли на якорь в губе Авачинской, в полумиле от устья речки, где наливались водою, находившейся от нас на OSO. На следующий день обедал у нас на корабле губернатор с офицерами здешнего гарнизона. Мы приняли его со всеми почестями, принадлежащими его особе. Исполнение таковой обязанности было для нас тем приятнее, что он на самом деле уверил нас в отличных своих достоинствах и приобрел право на совершенную нашу признательность и уважение.
