— Да я и сама часто об этом думаю и тоже ничего понять не могу. А хотелось бы…
— Слушай, а откуда Ировский знает Мастера? Ведь он вышел на него через тебя, так?
— Ировского я знаю давно, и он попросил найти ему надежного человека, чтобы убрать кое-кого из компаньонов. Я поговорила с Мастером, и он неожиданно для меня сам с ним встретился. Правда, тут было еще кое-что — как я поняла, одну бабу просто подставили. Помнишь, я тебе говорила о звонке в Москву некой Миле?
— Конечно. И что тут непонятного?
— Да все! Зачем ей звонили, и какие деньги и за что брали? Может, тебе известно? — спросила Валентина.
— Мастер знает, что делает! — отрезал Ли.
— Но мы-то не знаем, а мы в одной команде. У тебя нет ощущения, что, как только мы выполним работу, нас уберут?
— Ты думаешь, что городишь? — насмешливо спросил Ли. — Если Мастер узнает, то он точно…
— А мне все равно! — раздраженно перебила Валентина. — Я чувствую, что для меня все это очень плохо кончится. Я многого не понимаю, а ведь раньше он всегда вводил нас в курс дела. Так было в Новосибирске, в Питере, но сейчас я боюсь… — Замолчав, она подозрительно посмотрела на Ли. — А ты скорее всего заодно с Мастером, да?
— У тебя не все в порядке с головой! — засмеялся Ли. — Вероятно, из-за отъезда Ировского. Наверное, в Москву захотелось? — усмехнулся он. — Счет приличный в банке, и все дела, живи в кайф. Ты же дамочка городская. В ментовку полезла потому, что денег решила подзаработать, но тебя чуть в тюрьму не упрятали. Честно жить не смогла и стала диспетчером киллера. Привалова ты завалила? — неожиданно спросил он. — Ведь раньше он заказы для Мастера принимал.
— Он засветился, — отрезала Валентина, — и Мастер убил его! Я приняла всего два заказа.
— Ну что ж, может, ты права и Мастер что-то задумал. Мне, например, тоже многое кажется странным. Но будь что будет, все равно рано или поздно по-волчьи завоем или просто пристрелит кто. В тюрьму я не пойду. Сейчас многие ратуют за возвращение высшей меры, но не понимают, что пожизненное гораздо хуже смерти. Каждый день, час, минуту и даже секунду ты постоянно в камере, тебя выводят в полусогнутом состоянии, руки вытянуты назад и вверх, и всегда одно и то же. Людей, которым дали двадцать пять, и то держит надежда, что, когда они выйдут, хоть немного успеют пожить на свободе. А в случае, когда на пожизненное тебя осудили, нет впереди ничего, и знаешь, что так и подохнешь в камере. И даже с собой покончить не дадут. Кстати, в Вологодской области зона для осужденных пожизненно тоже имеется. И это гораздо хуже, чем расстрел. Потому что там пулю всадили, и все дела. А тут умираешь ежесекундно и понимаешь, что никогда ничего уже не изменится. Это страшно… — Ли вздохнул.
— Ты так говоришь, — насмешливо заметила Валентина, — как будто был в камере для приговоренных пожизненно.
— Я был в плену у чеченцев в девяносто пятом, — отозвался Ли. — И выдержал только потому, что все-таки надеялся: наши освободят. Так оно и вышло. А если б этой надежды не было, я бы себя кончил.
— А я не знала, что ты воевал, — удивилась Валентина.
— Я не воевал, меня шестнадцатилетним пареньком в Ессентуках похитили и с родителей выкуп требовали. Двадцать шесть дней я в зиндане на цепочке сидел. Я и убивать поэтому начал. Первого — чеченца, — усмехнулся он. — Его заказала жена, и я с удовольствием ему череп продырявил и даже денег не взял. Получил ни с чем не сравнимое удовольствие. Потому что, стреляя в него, представлял Хасана, хозяина, который меня на цепочке держал. А потом в Москве влип, и если бы не ты, я бы убил себя в камере или скорее всего попытался бежать, чтоб конвойные пристрелили. Я ведь уже знаю, что такое сидеть без веры в будущее…
— Ировский тебе предлагал в Москву с ним лететь?
— Для отчета Мастеру интересуешься?
— Просто спросила. Ировский мне предложил кое-что, но не знаю, насколько ему верить можно.
— Ты меня с Худым спутала! — рассмеялся Ли. — Мы с ним вообще ни о чем не говорили. А насчет Мастера ты, вероятно, права. Что-то он затевает, и скорее всего это связано с лесом. Кажется, я начинаю понимать, зачем ему нужен Худой…
Валентина, ожидая продолжения, молча смотрела на него.
— Пойду я… — Ли взглянул на часы.
— А что ты насчет Худого понял? — попыталась остановить его Валентина.
— Потом поговорим. — Он вышел.
— Прав ты, Ли, — прошептала она, — в Москву я хочу, к себе домой. Очень хочу. Потому что сейчас поняла, что ничего хорошего уже не получится. Как же это страшно, но что делать, не знаю. Может, Ировский не обманет?…
— Вот так, — зло говорил Вареников, — профукали мы! Убрал киллер и хозяев, и Клипа. Скорее всего именно Клип свел Либертовичей с киллером, поэтому они и переводили стрелку на домработницу. Надо с ней осторожненько поработать. Она вполне могла видеть кого-то. Киллер наверняка приходил в квартиру, когда хозяева еще были в Москве, знакомился с обстановкой. А как уехали, он сделал дело. А на бабусю мы зря наехали.
— Серафиму Антоновну надо охранять, — сказал майор. — А то ведь, если ее уберут…
— Нет у нас закона о защите свидетелей, — отозвался полковник. — А она на свидетеля и не тянет. Только если с охраной больничной поговорить, ну и почаще к ней заглядывать. Если она что-то вспомнит, то, конечно, можно будет и наряд у палаты оставить. Хотя придется это делать в обход вышестоящего начальства. — Он поморщился. — Значит, надо попытаться узнать у Серафимы Антоновны что-то существенное. А то наехали на старушку…
— Так Либертовичи сами к этому подвели, — напомнил майор. — Не знаю почему, но я жду, что вот- вот снова позвонит этот киллер с детским голосом и назовет адрес. И кого-то из этих… — Он погладил ладонью лежащий на столе список членов совета директоров.
— Да это я, — с усмешкой проговорил стоявший перед металлической дверью Эдуард.
— Заходи, — сказал за дверью Степанов.
Эдуард шагнул вперед и замер. Ему в лицо смотрел немигающий зрачок пистолетного ствола.
— Да убери ты „дурочку“! — Эдуард вытянул вперед руки. — Один я.
— Закрой дверь! — не опуская пистолета, потребовал Степанов.
— Это можно, — усмехнулся Эдуард, щелкнув замками.
— Нервы сдают, — признался Степанов. — Как услышу телефонный звонок или вызов сотового, в пот бросает. Стараюсь перед окнами не ходить. Не думал, что меня страх так может прихватить… — Он поморщился.
— Да сейчас все эти хреновы директора в страхе живут. Какую-то бабу они ищут, ментовкой раньше была, а потом уехала. Правда, имени ее никто не знает.
— А кто сказал про бабу?
— Похоже, Лизка. К ней сразу после тебя Борис Сергеевич заходил. Вроде как на нее думали. Я по крайней мере так слышал.
— Бывшая ментовка? — пробормотал Степанов. — В натуре, был такой разговор, — он нахмурился, — что-то я об этом слышал. А откуда Лизка про нее узнала?
— Работала вместе с ней, вот такие дела…
— Тьфу ты, ё-мое! Я-то и забыл, что Лизка в ментовке работала. Надо найти эту шкуру, проверить ее знакомых и выяснить, кто из них уволился. А чего Лизка-то не припомнит?
— Да хрен ее знает…
— Мне к ней сейчас не подъехать, а надо бы…
— Придумай что-нибудь. Ты же ее хорошо знаешь. С повинной приди или еще как-то.
— Надо попробовать.
