лишь в отдельных случаях. Тебе надо отдыхать не менее месяца.
— Но…
— Замолчи! Ты дорог Республике, запомни это, и мы знаем, что и когда тебе нужно будет делать! Мне сказали: Стельмах должен жить. Я делаю все для того, чтобы ты жил. Я не отпущу тебя до тех пор, пока не увижу, как ты начнешь играть гантелями по 50 килограммов.
— Позволь…
— Здесь ты пробудешь два дня. Потом отправишься в Город Отдыха. Там мы продержим тебя месяц. Потом ты можешь снова бросать Республику в лихорадку.
— Ты не сочувствуешь моей работе?!
— Я сочувствую. Я искренно хотел бы видеть твой опыт осуществленным, однако все это, я сказал бы, слишком утопично.
— Твой дед, — улыбнулся Павел, — очевидно говорил то же самое о социализме.
— Ты шутишь? Ну, значит завтра будешь ходить. Шути и смейся. Это полезно всем. Выздоравливай. Бойко пожал крепко руку Стельмаху и вышел.
— Однако сам он не слишком, кажется, верит в целительное свойство смеха! — проговорил Стельмах, обращаясь к девушке. — Ты видела его смеющимся?
Майя отрицательно покачала головой:
— Нет… Впрочем, один раз, когда он открыл причины Бантиевой болезни, мне показалось…
— Он засмеялся?
— Нет. Он… хотел улыбнуться. Но…
— Ничего не вышло?
— Да, — засмеялась Майя, — он остановился на полдороге.
— Ну, вот видишь! А ему около 80 лет, не правда ли?
— Не знаю. Может быть и 80.
— А я знаю прекрасно! В тридцать лет он был композитором. В пятьдесят работал, как инженер, на стройке солнечных станций в Туркестане. А когда я посещал медицинский, ему было в то время лет шестьдесят.
— Кажется, — сказала Майя, — он нашел себя, именно, здесь.
— Еще бы! Но, видишь ли, мне пришла мысль, что он выглядит так хорошо лишь потому, что никогда не смеется.
— Да, он выглядит прекрасно! — согласилась Майя. — Однако тебе необходимо, по его предписанию, подняться наверх.
— С удовольствием, если ты поможешь мне!
Опираясь на плечо Майи, он вошел в лифт.
— Я забыл спросить: какой это город?
— Магнитогорск!
— Значит катастрофа произошла здесь, на Урале?
— Да!
— Позволь. Насколько мне известно, Бойко — профессор Ленинградского института. Как же…
— Он прибыл сюда по поручению Республики.
— Значит я был очень слаб, если меня не решились отправить в Ленинград?
— В тот день над Республикой пронеслась магнитная буря и мы… просто не хотели рисковать; тем более, что первый осмотр подавал надежду на твое выздоровление.
— В таком случае… — произнес Павел.
Но в это время лифт уже остановился. Опираясь на плечо девушки, Павел сделал несколько шагов. Свежий, прохладный' воздух ударил ему в лицо. Он остановился, почувствовав легкое головокружение, и с любопытством посмотрел по сторонам.
Был вечер.
От голубого света неоновых ламп розовый мрамор балюстрады казался синим. Тихо качались широкие листья каких-то незнакомых растений.
Павел прошел к шезлонгу, стоящему около огромной вазы с орхидеями, опустившими белые пышные звезды в фиолетовый разлив вечера.
Снизу доносился шум огромного города. Кругом сияли огни, ярко сверкавшие в темноте ночи; трепетно дрожали гигантские световые полотна телеаппаратов, и пыльные глаза летящих авто и такси плыли в буре света, который бушевал внизу, убегая в освещенный голубыми огнями горизонт.
— Как он шумит однако, — покачал головою Павел, прислушиваясь к ровному гулу Магнитогорска.
