Неоновые лампы заливали ровным светом пустынные залы с оставленными на столах журналами и газетами. Тускло поблескивали стекла буфета. В углу горели зеленые огни бюро отелей и сквозь матовые, молочные стекла механических гидов светились золотистые электролампы.
Павел подошел к бюро.
Усталым взором он скользнул по указателю, механически читая слова:
— Отель «Солнечная долина». Свободны №№ 272–360. Юго-Запад — 15 мин.
— Отель «Счастливый рыбак». Свободны №№ 53, 54, 55. Восток — 30 мин.
— Отель «Калабрия». Свободны №№ 289, 290, 291, и 67. Юго-Зап. — 15 мин.
— Отель «Веселый пилот». Свободны №№ 1, 683, 700. Юго-Зап — 40 мин.
— Отель «Страна советов». Свободны №№ 6-400 Юго-Запад — 1 ч. 30 мин.
— Отель «Ночные звезды». Свободны №№ 87-400. Юго-Запад — 1 ч. 05 мин.
— Отель «Грядущее». Свободны все номера. Юго-Запад — 2 часа.
— Отель «Бронзовые кони». Свободен № 6. Юго-Запад 5 мин.
Отель «Бронзовые кони» показался Стельмаху наиболее подходящим местом остановки, предоставляя то неоспоримое удобство, что был расположен в пяти минутах ходьбы от аэровокзала. Для прибывающих в ночные часы это уже являлось большим преимуществом.
Протянув руку к механическому гиду, он перевел эмалированый валик и, когда против слов «Бронзовые кони» встала надпись: «Все номера заняты», Павел вышел из аэровокзала, направляясь на юго-запад.
У южного турникета аэровокзала дороги расходились на запад, юго-запад и юго-восток. Длинная, светящаяся стрела показывала путь к юго- западным отелям и санаториям, и в этом направлении Павел зашагал, вдыхая полной грудью терпкий запах магнолий и теплый воздух лаванды.
По-ночному освещенная аллея стройных кипарисов тянулась в гору, над которой стояли отсветы близких огней. Ночная тишина нарушалась далеким шумом моря и шарканием ног по асфальту.
Был полночный час, когда Стельмах дошел до сияющего огнями отеля. Стараясь не шуметь, Павел открыл двери, отыскал по указателю шестой номер и опустив в автомат свою трудовую карточку, которая тотчас же встала под номер шесть, прошел безмолвным коридором в номер.
Утреннее солнце застало Стельмаха одетым. Приняв ванну, он вышел на балкон, с которого открывался вид на синюю ширь моря, дымящуюся туманами. Вдали, вырастая мачтами и трубами, плыли караваны кораблей. Гидропланы сновали в лазурном воздухе, наполняя утро уверенным гулом машин.
В памяти Павла всплыли старинные стихи поэта сурового века:
Выйдя в ночь задолго до рассвета,
Как мешок, утрясся в океан
С палевыми мачтами корвета,
С желтыми прожилками туман.
У мола поднимались в лазурь ажурные руки кранов. В рассветном серебре дымили сотни пароходных труб; с утренним уловом спешили неуклюжие тралеры, пробираясь сквозь строй теплоходов, рефрижераторов и, трансатлантических кораблей, стоящих на рейде; далекие песчаные отмели были усеяны ранними купальщиками.
За цепью мохнатых зеленых гор, с белыми санаториями и отелями, стояли, сливаясь с призрачно-голубым горизонтом, ослепительно яркие, точно отлитые из хрусталя, снеговые горы.
Снизу доносился молодой говор.
По шоссе, широко бегущему сквозь густые темно-зеленые сады и виноградники, уже сновали авто; уже гремели фуникулеры, и опаловые вагончики со свистом скользили по подвесным дорогам.
Густое смолистое дыханье теплой хвои, опутанное терпким запахом южных цветов, невидимо сочилось вокруг, проникая в легкие, заставляя сердце гнать горячую кровь сильными, ритмичными толчками.
Павел еще раз взглянул на снеговые горы, и оставив балкон вошел в светлую, залитую солнцем комнату.
По стенам висели прекрасные художественные репродукции эпического Губерт-ван-Эйка, веселого Давида Тенирса, могучего Курбэ, романтичного Руо, мужественного Леже, чувственного Тициана и буйного Рубенса. Книги чернея спали за поблескивавшими, как перламутр, стеклами книжных шкапов. В углах дремали в янтарно-желтых кадках гибриды айлантов — этих живых озонаторов комнатного воздуха.[13] Небольшой письменный стол и удобное кресло стояли перед окном. Из окна можно было видеть необъятно голубой простор раскинувшегося моря.
Различные приборы для письма и фонограф в порядке были расположены на столе.
