В июле Бёрджесс связался с Джоном Кернкроссом, перешедшим из Форин Офис в казначейство. Он сообщил, что работает на тайное британское агентство и установил контакт с рядом антинацистских немецких генералов, связанных с подпольной радиовещательной сетью. Ему необходима информация для них, касающаяся намерений Британии в отношении Польши, но по ряду личных и бюрократических причин он не может получить ее из Форин Офис. Возможно, Кернкросс сможет переговорить со своими бывшими коллегами, к примеру пригласив их на ланч. На расходы он предложил ему 20 фунтов. Кернкросс получил информацию и снабдил ее «личным описанием «источников», чтобы получатель записок мог составить мнение об их надежности». Он также приложил отчет о расходах, поскольку Бёрджесс подумал, что сможет потребовать соответствующую сумму у своих нанимателей. Это было ошибкой[310].
3 августа 1939 года Бёрджесс сообщил русским: британские начальники штабов считают, что «война между Британией и Германией может быть легко выиграна» и поэтому у правительства нет необходимости в заключении оборонительного пакта с Советским Союзом. Такая конфиденциальная информация усилила подозрения Сталина в том, что правительства Британии и Франции всерьез не заинтересованы в договоре и в интересах русских заключить пакт с Германией[311]. Двумя днями позже Бёрджесс ужинал с майором Грандом, который в тот день встречался с членами военной миссии в России для обсуждения англосоветского соглашения о гарантии суверенитета Польши. Он был шокирован сообщением Гранда, что «они не имеют полномочий заключить соглашение и на самом деле получили приказ лишь затягивать переговоры»[312].

Шарж Бёрджесса из итонского журнала «Мотли». 10 июля 1931 г.
Спустя три недели Бёрджесс написал, что, «судя по разговорам в правительственных департаментах, среди людей, видевших документы о ходе переговоров, сложилось мнение, что у нас никогда не было намерения заключить серьезный военный пакт с русскими»[313]. Последствия были важными. 23 августа Советский Союз и Германия подписал договор о ненападении сроком на десять лет, включивший секретный протокол о разделе Польши и Прибалтийских государств. Это потрясло британских коммунистов, свято веривших, что Советский Союз будет противостоять Гитлеру, и подорвало все, за что они боролись в течение последних шести лет.
Бёрджесс и Блант были в отпуске, и на юге Франции, по пути в Италию, Бёрджесс узнал потрясающую новость. Он, согласно воспоминаниям Бланта, получил телеграмму, потребовавшую его немедленного возвращения. «Гай сразу же уехал из Антиба, оставил машину в порту на канале, договорившись о ее отправке позже, и сел на пароход»[314].
Энтони Блант вспоминал: «В течение дня [Бёрджесс] придумал полдюжины оправданий [для советско-германского пакта], причем его главный аргумент, как выяснилось, был правильным. По его мнению, русские совершили тактический маневр, чтобы выиграть время для перевооружения перед неизбежным германским нападением. Он, так же как и неоднократно раньше, говорил о том, что переговоры о заключении договора между Великобританией и Советским Союзом были блефом. …Правда это или нет, я не знаю, но Гай в это верил и, безусловно, сообщил свое мнение русскому куратору»[315].
Согласно одному из русских, группа организовала встречу в Лондоне с участием Филби. Они проанализировали пакт, рассмотрели все его статьи поочередно, оценивая возможные последствия. Дискуссия была спокойной, но бескомпромиссной. После длительной дискуссии они пришли к выводу, что пакт – всего лишь эпизод в революционном марше, что его последствия можно легко объяснить и что, в любом случае, это не повод для разрыва с Советским Союзом[316].
На следующий день Бёрджесс появился в квартире Горонви Риса на Эбери-стрит. «Он был взволнован и изнурен. Но я заметил еще одно, чего никогда не видел раньше. Он был испуган». Бёрджесс утверждал, что «после Мюнхена Советский Союз имел полное право позаботиться прежде всего о собственной безопасности и, если бы это не было сделано, преданными оказались бы интересы всего рабочего класса, и в Советском Союзе, и во всем мире». Однако Рис отметил, что его друг был задумчив и напряжен[317].
Бёрджесс спросил, что он хочет делать, и Рис ответил:
«– Я больше не хочу до конца моих дней иметь ничего общего с Коминтерном, и с тобой тоже, если ты действительно его агент.
– Лучшее, что можно сделать, – это забыть обо всем, – сказал он, – и никогда больше не упоминать об этом… как будто ничего не произошло.
– Я никогда больше не буду говорить об этом, – согласился я. – Хочу все забыть.
– Вот и хорошо, – с явным облегчением произнес он. – Я чувствую то же самое. А теперь давай пойдем выпьем» [318].
Бёрджесс, чтобы Рис не предал ни его, ни Бланта, сделал вид, что тоже лишился иллюзий из-за пакта между нацистами и Советским Союзом, и отказался от работы на коммунистическую партию. Рис вроде бы успокоился, но на деле оказался бомбой с часовым механизмом.
Глава 14. Не подлежащая разглашению работа
В перечне должностных лиц гражданских ведомств за 1940 год Гай Бёрджесс значится специалистом министерства информации. Отдел радиовещания, в котором он работал, занимал два этажа в Институте образования, у Дома сената. Одной из обязанностей Бёрджесса и его коллеги Питера Смоллетта был выпуск иностранного пропагандистского радиобюллетеня, который разрабатывался параллельно иностранному бюллетеню Би-би-си. «Примерно четверть этого бюллетеня посвящалось обзору передач германского радио… Остальные три четверти – обзору нейтральных мнений с особым акцентом на политические вопросы дня и американскому вещанию из Германии»[319].